Владимир Потапов - Метеостанция любви

– Да ты что?! А у тебя что, тоже дом был?

– Ага. Пятиэтажный. А на втором этаже – моя клетуха. Двенадцать метров плюс кухня. И все удобства совмещённые. На 58-й параллели.

На веранду выглянула Светлана, жена Беляева.

– Ребята, вам где постелить? На веранде, может?..

– Свет, да я сам постелю. Брось, вон, бельё… Сами постелим.

– Ладно, сейчас…

– Он бы и от моей квартиры отказался, – продолжил Сашка. – Но вдруг, говорит, друзья приедут? Или самому перекантоваться надо будет?.. Человеку без угла нельзя! Даже если его туда не манит.

– Так это он… домище этот – на однокомнатную?.. На твою поменял?.. А зачем? – Сергей ничего не мог понять. Да ещё хмель этот в голове… Во! Закусить надо! Мясом! Как его Саня замечательно приготовил!

Беляев пожал плечами.

– Не знаю. Может, пожалел меня. У меня уже двое ребятишек было…

– Ни хрена себе жалость! Он что, на всю голову больной?! Полжизни безбедно жить можно!

– Да, – согласился Сашка. Встал, начал стелить постели.

– Сань, а у него у самого-то семья была? А то странно: не старый мужик ещё, а какой год бобылём на станции отирается. И даже в отпуск никуда не ездит! – Серёжка с удовольствием наполнил стаканы. – Эх, хорошее винишко у тебя! У нас в магазинах бодяга какая-то, а не вино… Я ему говорю: «Чего сиднем сидишь? Съезди куда-нибудь, развейся…» Он же даже в город не спускается! Если что-то надо – или я приношу, или друзья забрасывают. А у него, гляди-ка – домище на море был! Чудеса!

– Серёж, а что, бывает кто у вас? – Александр натянул наволочки на подушки, взбил их, бросил на диван. Огляделся. Увидел полную окурков пепельницу, вытряхнул в ведро и вновь уселся за стол.

– Славка приходит. Ребятишек из класса через перевал в каникулы таскает. Ну, попутно и к нам… Раза два в год друзья Петровича прикатывают. Порыбачить, по горам полазить. Саш, а мы же баню закончили! – оживился, вспомнив, Сергей. – Раздевалку вагонкой обшили! И ступени к самой запруде выложили!

– Да ты что! – равнодушно изумился Беляев. – Красота. Сам-то паришься?

– Научился! Никогда баню не любил, а здесь за уши не вытащишь!

– Обустраиваетесь, значит… – Александр бездумно катал по тарелке огурец, но смотрел куда-то в сторону, в окно со звёздной темнотой. – А Петровичу пишет кто-нибудь?

– Не-а, – удручённо протянул Сергей, будто не писали именно ему. – Я, когда в прошлом году устроился на станцию, один лишь раз видел, что ему почта пришла. То-олстая такая пачка! – показал он пальцами. – На год читать хватит! – хихикнул он некстати.

Хозяин мельком взглянул на него и вновь уставился в окно.

– А тебя он просил письма отправить? – спросил он глухо. – Отсюда, из этого города?..

Сергей перестал жеваться, уставился на Сашку.

– А ты откуда знаешь? Я, как только сюда прикатил, сразу сбросил… А то, думаю, забуду потом. Ты-то откуда знаешь, Саш?

– Ты адреса смотрел на конвертах?

– А как же! – Он смутился. – А что, нельзя было?

– И что, не удивился?

– Как не удивился?! Это ж наш, станционный адрес! А отправления адрес – твой, оказывается! Я ещё подумал: чудит старый! Сам себе пишет! Иль конверты, что ли, со штемпелями коллекционирует? Коллекционирует, да?.. – с какой-то надеждой сунулся он к Александру.

– Коллекционирует… Ты ешь давай, а то запьянеешь раньше времени.

– Да я ем… – отмахнулся тот. Любопытство распирало его. – А зачем, Саш? Я понимаю: марки… А конверты?.. Я тебя ещё, кстати, спросить хотел: ты за домик-то много доплачивал? Не-е, если не хочешь – не говори, – выставил он ладошки перед грудью. – Интересно просто…

– Много, – ответил Александр. – «Ничего» называется. До сих пор расплачиваюсь. Бери стакан.

Метеостанцию установили ещё в далёком семидесятом году, поздней весной.

Бревенчатая избушка для персонала на три комнатушки: общая, радиорубка, спальня; дизель-генератор, дощатый склад. Чуть повыше, на небольшом плато – аппаратура и оборудование.

Забрасывали всё – и лесоматериалы, и цемент с песком, и бочки с соляркой, и оборудование – всё-всё-всё – вертолётами, благо, военные не скупились на технику: район входил в сферу их внимания.

Через неделю станция выдала первые результаты.

Территория вокруг ещё долго напоминала захламленную стройплощадку. Но проклюнулась трава, деревья покрылись листвой, сошёл снег – и запахло обустроенным жильём.

Разные времена видала станция на своём веку. Процветала, когда это требовалось воякам, беременела различной диковинной аппаратурой, раздувала штат, отстраивалась, становилась полигонной площадкой для стажёров.

Хирела в тяжкие девяностые, когда свернулся военно-промышленный комплекс, а бюджетный Госметеостат в одиночку финансировать станцию не мог.

Тогда-то на ней и появился Алексей Петрович Котов. Его приняли с распростёртыми объятиями. Дураков-специалистов испокон веков любили на Руси: два высших образования, девять лет работы на самом «Академике Келдыше», мизерная зарплата с задержкой, таёжное заключение у чёрта на куличках – и никаких перспектив! Ни в карьере, ни в деньгах! Кто ж, кроме блаженного, на это прельстится?! Пьянчуга какой-нибудь… Иль сектант…

Но Петрович не был ни пьянчугой, ни сектантом…

Дрова, наконец, разгорелись. В печке монотонно и протяжно загудело. И сразу показалось, что потеплело, хотя он знал: иллюзия это.

Сел на порожек бани. Потёр о колени испачканные сажей ладони, вытащил губами сигарету из пачки и закурил.

Ленивой походкой подошёл Дружок, улёгся у ног. Петрович машинально погладил его.

– Ничего, милый… Потерпи. Весна скоро. По теплеет. И письма придут. И Серёжка придёт. Ни чего…

Солнце спряталось в серой туче.

…А весна всё никак не могла разродиться теплом. Уже и трава кое-где появилась, и берёзы набухли соком, и солнце вовсю грело, а температура днём так и не поднималась выше плюс трёх-пяти градусов. И постоянно с перевала дул холодный влажный ветер, неся с собой снежную крупу. Южный берег ручья ощетинился грязно-синими застругами, под которыми мчались чёрные потоки воды.

– Ничего, ничего, – продолжал утешать себя Петрович, устало шагая на поляну с аппарату рой. – Рассопливится ещё всё, потеплеет…

Ноги в резиновых сапогах скользили на валунах, покрытых утренним инеем. Звякали инструменты в сумке. Шумел голый ивняк. Дятел вдали долбил что-то сухое.

– Потеплеет. Непременно…

Замочек на будке обледенел. Петрович постучал по нему молотком, открыл будку и, достав отвёртку, принялся откручивать кожух прибора: глючил он уже с неделю, пора «лечить». А ещё лучше – поменять, сроки поверки ещё два года назад кончились.

Отвёртка соскользнула и оцарапала палец до крови. Петрович чертыхнулся, полизал костяшку, затем сунул ладошку в снег.