Ольга Дехнель - Дороги моря

– Думаешь, он сможет уберечь тебя? От твоих призраков? От твоих страхов?

– Я. Смогу уберечь себя. В этом весь смысл, черт возьми, Андреас, послушай себя! Я для тебя всегда беспомощный ребенок, всегда немая и безногая. В этом дело, понимаешь? Ты ничего обо мне не знаешь.

Так долго я пытаюсь заслужить его одобрение. Так отчаянно долго я пытаюсь добиться понимания.

Разбиваюсь о его скалы и думаю, что продолжу разбиваться до тех пор, когда собрать меня будет уже совершенно невозможно. Я не хочу так больше. Я больше так не буду.

Мы молчим, пытаемся отдышаться, он – раздосадованный, злой, он.. И я. Я здесь. Я все еще здесь. Я боюсь, что он сомнет меня, едва увидев. Но остаюсь стоять. Я всегда буду.

– И я готова возместить все затраты на меня, серьезно. Я не представляю, чего тебе все это стоило.

Он морщится, отступает от меня на шаг, я не могу скрыть усмешки. Андреас говорил мне: мы должны быть партнерами. И запирал дверь, выходя из дома. А я так и не знаю, запирал он меня или закрывал меня от всех. Защита или заточение. Это всегда одна и та же песня.

– Ничто не возместит моих затрат, Фиона. Даже малой их толики.

Я вздрагиваю, Андреас, это на него похоже, одним словом приласкал так, что лучше бы ударил. Лучше бы ударил. В сотый раз и в сто первый.

– Скарлетт. Меня зовут Скарлетт. Мое первое имя, помнишь? И я хотела бы попробовать.

Он пожимает плечами, равнодушие и жесткость, лицо становится почти яростным, я могла бы отступить на шаг, но я этого не делаю, не доставлю ему такого удовольствия, я столько раз пряталась, я столько раз.. Я больше не буду. Вместо этого шаг к двери делает он.

– Я просто по-другому смотрю на это, одуванчик. Проще выкинуть этот год жизни из памяти.

Я приподнимаю брови «одуванчик?», но даю ему возможность закончить. Он надевает броню и закрывается намертво, отгораживается от меня, потому что теперь я чужая и я кажусь ему опасной.

– Не беспокойся, мне ничего от тебя не нужно и ты ничего мне не должна, более того, я тебя больше не потревожу и ты получишь ту самостоятельность, которой так хотела. Хорошей тебе жизни.

Когда он поворачивает ручку, я думала, еще до нашей встречи думала, что мое сердце разобьется, что я снова буду плакать и упрашивать, не уходи, не уходи, пожалуйста, я ведь без тебя не справлюсь.

Вот только справлюсь.

С этим и со всем, что случится после.

Я закрываю за ним дверь.

Я успеваю сказать: «До свидания. И спасибо тебе за все.»

И все это, все это не имеет никакого значения, не для Андреаса, во всяком случае. Скарлетт в его плане не было. Андреас ненавидит, когда что-то идет не по плану.

На секунду, всего на секунду я сомневаюсь, Илай давит на меня, давит, нужно сделать выбор, я не могу, понимаешь ты, это больно, это чертовски больно. Делай выбор.

Действительно ли я делаю это для себя?

Но вспоминаю о странных птичках, о больных птичках, которых так любит Андреас.

И нет, это для меня. Это только для меня.

Я не хочу быть птичкой, не хочу быть больной и беспомощной, поцелуев в лоб не хочу.

Я любила саму мысль о желании.

Я была подобными мыслями переполнена.

***

Илай очень часто обвинял меня в том, что я не хочу быть счастливой. Что мне просто не бывает достаточно. Что счастье для меня призрачный концепт и мне обязательно надо о чем-то страдать.

Что было довольно комичным, каждая минута в гармонии с ним, минута тишины, минута мира в этой бесконечной межличностной войне, которая не оставила после себя выживших, была для меня драгоценна. Я ловила каждую.

И каждый раз появлялся Илай или появлялась Эллисон, появлялся кто-то еще и говорил мне – твой мир нереален. Ты хоть знаешь, сколько усилий тратится на то, чтобы ты была счастлива? Ты хоть представляешь, как нам паршиво? Этот разговор шел по кругу, пока я не поверила, что мое счастье – это бесконечная фикция. И что я могу быть счастливой только ценой чьего-либо комфорта. О, милые, милые мои, я вовсе не просила этих чудовищных жертв. И мое счастье – это не на чужих костях. Это не так. Это глупость.

Все это, видимо, от того, что я была слишком довольна.

Так ли мне нужно было постоянное страдание, чтобы держать себя в тонусе? Мне ли оно нужно было?

Девочка, которая хотела счастья. Которая отчаянно боролась за него, боролась за него постоянно, была готова выгрызать его зубами и выдирать ногтями. Я бы поделилась, но никто больше не захотел, вот всем по кусочку, а стол-то пустой. Счастье – это гармония, это устойчивость. И счастье не может быть постоянным. Безусловно. Девочка, которая была готова бороться за свое, которая была здесь, девочка, которая жила, девочка, которая дышала.

Девочка, в которой спало и пробудилось, наконец, огромное море.

Девочка, которая шептала сотням душ и привела их к покою, но до кого-то достучаться так и не смогла. Была ли в том вина девочки?

Девочка, которая любила любить, которая любила саму идею о любви. Девочка, которая боролась.

В голове у меня лицо Альбы. И мы невероятно похожи. Черт, мы действительно похожи.

И я шепчу ей: спасибо, что сделала меня борцом.

Альба остается безответной, но сейчас, сейчас мы говорим даже о ней.

Девочка, которая создавала удивительные вещи, и девочка, которая ищет правду.

Девочка, которая вырастает в молодую женщину, покажи мне свои зубы.

Я рычу, это все те вещи, которые зовут меня и шепчут. Вещи, которые мне бесценны, которые никто у меня не заберет.

Девочка, которую предавали сотню раз и которую я больше ни за что не предам.

Эта девочка, девушка, женщина – как угодно. Это я.

И я остаюсь верной себе. В первую очередь.

Я так долго танцую вокруг комнаты Альбы, не решаясь открыть дверь, что когда это, наконец, случается, то это как сдирать пластырь с раны, лучше одним резким движением.

Примерно так это и происходит.

Я распахиваю дверь, заранее зная, что меня там ждет – много, много, бесчисленное количество ее вещей и точно знаю, что меня там не ждет совершенно – ровным счетом никакого ее присутствия. Сюрприза не будет и волшебства не произойдет, но я все же попытаюсь. Когда я открываю дверь, я знаю, что Альба не будет ждать меня, но все равно поворачиваю голову, рассматриваю комнату под разными углами, отчаянно надеясь уловить ее, хотя бы боковым зрением, хотя бы ее беспокойную тень. Альбы, конечно, нет.

Но даже комната, даже комната до сих пор пахнет ей.

Здесь и любимая лежанка Бруно, и его расческа, и даже игрушки. Они просто вышли на минуту, знаете? Сейчас вернутся и будут приятно удивлены.

«Скарлетт, милая! Какой сюрприз. Красавица моя, моя красавица. Я так рада, что ты приехала.»

Голос Альбы в моем воображении так четок, что я даже склоняю голову для поцелуя, я давно переросла ее, я давно переросла себя в прошлом.