Ольга Дехнель - Дороги моря

И в моем воображении Альба наглаживает меня по волосам, ее руки пахнут кремом, и они тоже похожи на мои. Я любила ее прикосновения, легкие, неуловимые, теперь почти не вспомнить.

Альба умела следить за собой и обозначить свое присутствие, кто-то рождается королевой, знаете? А процесс становления ей подтверждает каждым своим шагом.

Я перебираю ее вещи, и у косметики давно истек срок годности, я выкидываю ее беспощадно совершенно – это то, что сделала бы сама Альба. Ее никогда нельзя было назвать скучным словом «старушка», она ей не была, ей бы больше подошло «пожилая леди», «гранд-дама», Альбу можно было назвать массой вещей, и она не отличалась старческой тягой к накоплению.

Обожала хороший парфюм, люксовую косметику и до последних дней восхитительно смотрелась в костюмах, несколько раз даже появилась в фотосессиях знаменитых фотографов, из тех разумных ребят, что высказываются за равную репрезентацию. Женщина прекрасна в любом возрасте – Альба была тому живым подтверждением. У Альбы было много знакомых, но под конец жизни совсем не осталось друзей.

Я оставляю себе единственный пузырек ее парфюма – любимого, комната пахнет им до сих пор, чистый унисекс, Альба носила его легко, Альба по жизни шла легко, никогда не склоняла непокорной головы, Альба повторяла мне, «Подними глаза, малышка, иначе как мы увидим, что они сворачивают на нас шеи?»

Комната Альбы – моя картинная галерея, здесь даже мои детские рисунки и более поздние работы, и я на секунду испытываю то самое смущение, которое обычно переживают столкнувшись со своим неловким неуклюжим детством, кусаю губу, качаю головой, – Альба..

Альба бы погрозила мне пальцем, щелкнула мне по носу: «Тебе совершенно нечего стыдиться, Скарлетт! Мы все с чего-то начинали.»

Я прекрасно знаю, что сама Альба не родилась небрежным совершенством, над которым не властно время. Я помню ее в черном, мужского образца костюме и в черных же перчатках, когда она собирается на встречу с бывшим супругом.

– Как тебе?

Она поправляет белые волосы, она улыбается, а я аплодирую, – Ослепительно. Я бы, на его месте, точно умом тронулась.

Альба любила и умела сиять. Это маленький талант, который передается от женщины к женщине в нашей семье. Альба была огромной беспощадной звездой, ядерным светилом других миров. Мораг – не менее беспощадным светом операционной, парализующим и белым. Мне говорили, что, глядя на меня можно открыть новую вселенную, я – мириады далеких звезд. Мораг не признает, что она похожа на свою мать. И не признает, что я похожа на нее.

Тотальное непризнание – это начинает напоминать жизненную позицию.

Альба хранила ровно столько старых фотографий, сколько было нужно для того, чтобы это не стало неловким. С ее юных фото на меня смотрит молодая Мораг, на меня смотрю я, те же светлые волосы, те же голубые глаза, тот же блеск в них, та же улыбка – руки художника, но художником, по-настоящему, стала только я. Я перебираю снимки, Альба в движении, Альба постоянно в движении.

Однажды она говорит мне: О, я понимала толк в веселье, несомненно.

Представления о веселье у Альбы, судя по снимкам, были непередаваемые, Альба любила шум, Альба любила музыку, Альба любила.

Я, помню, спросила у нее: Как тебе удавалось? Суть в том, чтобы не останавливаться? Удается ведь до сих пор.

Улыбка у нее была непередаваемая, Альба могла выглядеть совершенно невинной и выдавать потрясающие вещи, глаза блестели, оставались хитрыми, как же я любила ее, как же я хотела быть на нее похожей.

– Секрет или суть в том, Скарлетт, – говорит она, – чтобы оставаться собой. И в том, чтобы искренне наслаждаться каждым моментом. Я обожала эту бешеную жизнь. Я обожала своих мальчиков. Я обожала каждый момент. Я любила саму идею о любви. Я любила любить. Что-то, что ты от меня наследуешь.

Я не успела смутиться, я думала, думала, думала. И вспоминала. И в моменты, в настоящие моменты, счастливые и грустные, мы обе были прекрасны.

Альба не слишком любила выбирать, ее ответом чаще было – я возьму все. С возрастом она несомненно стала разборчива, предпочитала классику, предпочитала оставаться ослепительной, в молодости же Альба неизменно брала все. И только лучшее.

На фото их трое, она, светловолосая и высокая, и два моих дедушки, я до сих пор сомневаюсь, кто именно был настоящим. Альба предпочла избавить себя от необходимости выбора и жила сразу с двумя, но я всегда точно знаю, что больше любила младшего.

И вообще любила.

Альба не давала развернутых комментариев относительно этой истории, и я так и не решилась спросить, неужели это до сих пор болит?

Но я знаю, что отцов Мораг ей так и не простила. Альба в бешеном круговороте своих мужчин не забывала о главном, Альба всегда говорила, что сначала нужно любить себя и только потом мужчину.

Мои знания отрывочны, я уверена только в том, что сначала их было трое и некоторые фото даже подписаны «три мушкетера», а первое, самое первое фото Мораг будет подписано (почерк Альбы я узнаю без малейшего труда) «наш долгожданный Д’Артаньян». Их было просто невозможно разлучить, это потрясающий симбиоз, Альба шутила: «Я была необходимой дозой эстрогена в этом дуэте». Когда я смотрю на них, яркая, улыбчивая Альба и строгие, утонченные братья, они действительно кажутся мне командой. Решительно неделимой. На фотографиях все чаще улыбается Альба, дедушки остаются невозмутимыми, но я вижу, как оба держат ее за руки, Альба хохочет.

И я все думаю, все спрашиваю себя, как же ей удавалось, что любовь жила в любом месте, в любом доме, в любом человеке, которых она выбирала. Альба не мыслила жизни без любви. И умерла одна. Разве такое возможно?

Возможно все. Мне ли не знать, в самом деле.

Чего Мораг так и не смогла простить своей матери – жизни на широкую ногу. Я признаю это со скрипом, но признаю, Альба не была блестящей матерью, но была потрясающей бабушкой. Мы учимся всему со временем, правда? Мораг не прощает ей легкого налета эгоизма, Мораг не прощает ей пятен на ее идеальной репутации, и многие детали, огромную часть правды о себе, Альба уносит с собой в могилу. Она все смеялась: «Да это же мерзость, сначала плачущие родственники, а потом пара поколений и эти могилы оказываются заброшенными и безымянными, я не хочу этого совершенно. Развейте мой прах над морем. Никаких могил. Это неэкологично, в конце концов!»

Я не знаю, чем именно занималась бабушка и ее «мальчики» в молодости, знаю только, что для одного из них это закончилось тюрьмой, Альба не любила об этом говорить, но любила о нем скучать. Старший брат вышел сухим из воды, получил все и остался с Альбой, этот брак не продержался долго, старший брат – дедушка, которого я не знала, был потрясающей историей о том, как деньги портят людей, и Альба не говорила об этом, господи, как же о многом молчала Альба. Не говорила ни о том, почему тетушка Изабель попала в немилость к отцу и потеряла покровительство своей семьи, не говорила, почему Альба не вмешалась, не говорила о том, почему они расстались и за что именно сидит младший брат дедушки.