Оганес Мартиросян - Небо Мадагаскар

– А у меня такое ощущение, – закричала Жаклин, – что в Карабахе умерли время и смерть! И вся жизнь здешних людей в поедании этих двух трупов! В жарке и варке их! Давайте танцевать, общаться и пить!

Компания выпила, и каждый закружился с бутылкой, шепча ей то, что диктовала она.

– Почему пьяные смелы? – спросил себя Мага вслух. – Потому что в бутылках джинн, пьяный проглатывает его и становится им, выполняя любое желание. Вот так. Или джинн говорит через пьяного, чувствует свою силу и способен уничтожить весь мир.

– Ооо! – воскликнула Нада, – я тут подумала: любая машина едет не на первом, втором, третьем, четвертом колесе, даже не на сумме их мчится и катится, нет, каждая машина едет на пятом колесе.

– А «КамАЗ» едет на одиннадцатом колесе, – с грустью сказала Жаклин. – Он едет на одиннадцатом колесе, как человек едет в одиннадцатом автобусе.

– Ты почему загрустила? – спросил ее Вик.

– Месячные приближаются, – отвечала она, – и мне кажется, что они не изнутри, а снаружи. Типа не гейзер, а скорее лавина. Вот такие дела.

– Ну это не беда, посмотри – какое счастье в деревне: крыши домов – открытые и перевернутые книги, из которых сыплются вниз герои и живут: сеют, торгуют, пьют, – спела почти что Нести.

– А есть учебники: геометрия, алгебра, физика, – дополнила Нести Нада.

– Другое дело – города, – вмешался Вик, – в них плиты – листы А4, на них можно всем писать.

– Ногами, – добавил Мага и, дождавшись окончания вечеринки, ушел в другую комнату и уснул.

Утро пришло внезапно, Мага открыл глаза, увидел спящего Вика на соседней кровати, оделся и тихо ушел, оставив записку о том, что он признателен за все, но пора. Дома Мага принял душ, долго тер мочалкой большой палец правой ноги, потому что на нем была грязь, побрился, почистил зубы и промыл ледяной водою глаза. «Облака – овцы и бараны – удары молнии – удары рогом, гром – столкновение баранов, лбами, битва за самок и территорию, всё понятно, весьма, они пасутся, поедая зелень небесную. А мясники режут облака и жарят превосходный шашлык. И кетчуп – это кровь барана, она идет не снаружи, а хлещет из мяса, это ошибка – считать не так». Мага сварил вермишель, съел ее со сметаной и чесноком и набрал Датви, своему старинному другу. Вместе они пошли в кафе «Истанбул» и заказали по мясу. Вскоре подтянулся Саид, которого позвал Мага. Сыграли втроем в дурака, пока жарилась плоть. Покурили кальян.

– Курица не умеет летать потому, что у нее человеческая душа, – сказал Датви.

– Да ладно, – раскрылся Мага.

– Конечно, любая курица – это не тушка, не тело, а ножка, крыло, шейка и грудка. Ее нет целой. Нигде. Никогда.

– Интересная мысль, – промолвил Саид.

– Мысль из материи, никто не видел мысль, потому что она маскируется под алюминий, хлеб, мысль, телефон и кирпич.

– Да ну, – не согласился с Датви Саид, – по-твоему, это так? То есть мысль может стать кулаком и ударить по лицу человека?

– Она может вселиться в кулак.

– Датви, да ты не прав, – опять не согласился Саид.

– Это сложный вопрос, – произнес Мага.

– Мысль в центре молекул и атомов, она в сердце всего, вы не знаете, – продолжал Датви, – сердце мыслит гораздо сильнее, чем мозг. Оно рассылает кровь по всему организму – это почта, это книги, газеты, письма. Основное занятие тела – чтение: читают и осмысляют написанное почки, руки, пальцы, ладони. Ноги, в конце концов.

– Член и вагина?

– Да, – согласился на этот раз Датви с Саидом.

Им принесли мясо, мужчины пожевали его и захотели выпить. Взяли чешское пиво, разлили его по бокалам и выпили.

– Вопросительный знак – это старость, сгорбленная старуха, которая все забыла, – сказал Датви, – а восклицательный знак – это молодость. Устремленность наверх.

– Понятное дело, – молвил Саид, – и к этому можно добавить вот что: шизофрения – это глаза, брови, уши; здоровье – это лоб, нос и рот. А вместе они – лицо.

Сделали по глотку, оценили женщину, состоящую из цитат Шестова, звучащую ими, и поборолись на руках. Всех победил Датви. Это немного огорчило остальных, но пиво расслабило всех. «Уорхол просто построил один из городов Карабаха, он строитель, не художник, ничуть, так вот, город один из – это продукт Уорхола, его дитя, родное и нежное, теплое, ждущее тысячи посетителей, даже больше, чтобы счастье лилось и пелось». Мага огляделся кругом, накатил и откусил кусок шашлыка.

– Хорошо, – сказал он, – даже можно хинкали взять, обмакнуть их в соус и отправить на лечение и отдых в желудок.

– Хинкали люблю, – кивнул головой Датви.

– Хинкали – курган, где покоится, скажем, сармат или хазар, – вмешался Саид.

– Ну, не очень приятно есть труп человека, – проворчал Мага.

– Душу мы едим, а тело стесняемся, – усмехнулся Саид. – Хищные души едят мирные души, съедают их полностью, потому на улицах и в домах миллионы тел без души. Вот такая вот жизнь.

– И души нельзя восстановить? – спросил Мага.

– Можно. Для того и искусство. Книги, музыка, фильмы. Они – семена, – объяснил Саид.

– А еще Млечный Путь, глядя на небо или съемки Вселенной, можно поймать хороший вирус, можно окунуться в родные пространства и поймать зерно космоса, которое прорастет в тебе и даст потрясающие плоды, – дополнил Саида Мага.

Саид на это ничего не сказал, только макнул в пиво ус, образно или реально, почесал правую щеку и углубился взглядом в стакан, в прохладное пенное море, потопившее сотни кораблей.

– Левый глаз – это Ришар, правый глаз – Депардье, и они играют в фильме «Папаши», устраивают налет, дерутся, переворачиваются на машине, обнимаются, расходятся, переходят границу и исчезают из вида, переходя из кино в этот мир, – сказал Мага и закурил.

– Да, – тоже закурил Саид, – и великая мудрость мира может заключаться в выстреле, в ране, в глупости, в алкоголе, в бомжевании и ударе ногой в лицо в рамках турнира «Возвращение домой ночью в неблагополучном районе Твери».

Датви не стал курить, но достал томик Чаренца и начал листать, задумчиво глядя на стихи.

– Почему люди – большая часть – не любят стихов? – спросил он.

– А что такое стихи? – возразил Саид.

– Вот именно, – продолжил Мага, – стихи – это война, это Македонский, это выстроенные ряды, полки, структурированные тела. Кому приятен захват?

– Конечно, я это и говорю, – подхватил мысль Саид, – проза – это толпа, это мир. Это знакомства, болтовня, работа, парк, сад, кафе. А поэзия – это воин. Войско. Война и власть. А есть еще пьесы – это мир и война, и сейчас пьесы в прозе.

Подошел официант и предложил компании осетинское пиво. Мужчины задумались и согласились.

– Свежее? – спросил Мага официанта.

– Да.

– Ну, тогда несите, – приказал или попросил Саид.