Иван Быков - КоД. Коротко о Длинном

– И за что ты меня полюбил? – каверзно спросила двадцатилетняя нимфа, приготовившись слушать панегирики.

– Как за что? – удивился Савва. – За короткую юбку, высокий каблук и широкую резинку чулок. И, несомненно, – за тонкий ум.

Последнее замечание спасло Савву от новой морщинки меж бровей. Авелина решила тут же проявить тонкость ума.

– А вот Вы, Замиля, – спросила Альвина, – за что любите Антона Несторовича?

– Я родилась, чтобы носить ему пиво по утрам, – просто ответила Замиля.

– Восхитительно! – возрадовался Савва. – Это звучит более проникновенно, чем любое признание в любви!

– Шашлык готов, – объявил Антон, чтобы сменить тему; ему было слегка неудобно, но очень приятно.

– В «Стейк-хаус» требуются непьющий сомелье и повар-вегетарианец! – возвестил Савва, с любовью глядя на румяное мясо.

Но тему менять никто не собирался. Тема любви, как говориться, плотно зашла в беседу. Тем более, что может быть основательнее для начала разговора, чем тема любви? Правда, говорили не только о ней и не столько о ней. Говорили около нее.

– Вы слишком хороши для Антона, – не унимался Савва. – И я считаю, что самое дикое извращение – любить хороших девочек. – И тут же обратился к Альвине:

– Слушай, немедленно перелюби меня: перестань любить за то, что я красивый, полюби за то, что я умный. И я тебя с ума за красоту перелюблю.

Альвина не поняла веселого сарказма, но на всякий случай улыбнулась и сочла нужным что-то молвить в ответ. И молвила:

– А мы с Саввочкой замечательные друзья.

– Дружить вместо или после любви – все равно, что жить после смерти, – сказал Антон, втискивая разнос с дымящимся шашлыком между блюд.

– Да ты, братец, философ, – констатировал Савва, произнеся слово «философ» с отчетливым ударением на последнем слоге.

– Нет, всего лишь отельер. Вот мой отец был действительно философ. И замечательный историк, – с грустью вспомнил Антон Несторович.

Савва почувствовал и понял грусть товарища, а потому постарался вернуть течение беседы в прежнее русло. Вернее, попытался смешать любовь и философию пространным монологом.

– Требовать от любви верности – все равно что требовать от тигра стать вегетарианцем, – многозначительно сообщил Савва. – Человек, способный любить, не сумеет жить в монохромном мире. Само умение любить будет раскрашивать мир в яркие краски и призывать к новым свершениям. Другое дело, что существует социальный договор. Именно его нарушение и называют в быту супружеской неверностью. Но любой юрист скажет: разумность – один из основных принципов любой договоренности. И тут снова возвращаемся к тигру-вегетарианцу.

Альвина согласилась, к немалому удивлению Антона.

– Совершать можно глупости, но не подлости, – кивнула она. – Прислушиваться к чужим советам, но не попадать под влияние. Любить многих, оставаться верным одной…

Антон понял, что речь идет о каком-то неизвестном ему контексте либо Альвина процитировала некий статус из социальных сетей. А потому Антон Несторович тактично промолчал.

– Женщина дарит благосклонность мужчине в двух случаях, – с готовностью подхватил Савва. – Из жалости или в благодарность. Кроме того, женщине свойственно и жалость, и благодарность иногда называть любовью.

Антону тропинка сия показалась путанной и способной завести в непредсказуемые дебри.

– Каждый из нас пребывает в постоянных поисках романтики, заботы, любви, – сказал Антон, одновременно откупоривая красное бордо под мясо. – Все никак мы не хотим верить, что романтика – это обычный флирт, а следовательно – понты. Забота, которую кто-то к нам проявляет, на деле превращается в наши обязательства. Ну, а любовь, та, о которой столько песен, – это смесь влечения и привычки, физиология да психология в различных пропорциях, зависящих от стажа этого чувства.

– Золотые слова, дорогой мой друг! – оценил Савва. – Дай я тебя поцелую, – и действительно перегнулся через подлокотник стула и облобызал Антона. – А как Вы считаете, уважаемая Замиля: есть любовь на нашем грешном свете?

– Любящая женщина желает быть с любимым. – Замиля никогда не вмешивалась в разговор, пока е об этом не попросят. – И ничего больше. И любовью своей продлевает жизнь мужчины. Если женщина желает что-либо еще, то жизнь мужчины она сокращает в геометрической прогрессии – в зависимости от количества желаний. Помните песню Новеллы Матвеевой «Девушка из харчевни»? Грустная романтичная история о самоотверженной любви. А другой любви, на мой взгляд, у женщины быть не может. Любое другое чувство к мужчине – и не чувство вовсе.

– А что же? – весело спросил Савва.

– Торги, – просто ответила Замиля. – Ты мне, а я тебе. Девушка из харчевни любила иначе.

И Замиля пропела тихо, но так проникновенно, что за столом на время воцарилась тишина:

Савва долго смотрел на хозяйку дома, потом расхохотался.

– Храни себя – ищи любящую женщину, – воскликнул он. – Как там это будет у французов вдобавок к их cherchez la femme?

В это время дождь прекратился, облака рассеялись, вечернее солнце залило влажные кроны садовых деревьев и по-летнему зеленый газон. Антон расправил плечи – захотелось жить, любить, верить. И сказать что-то жизнеутверждающее по этому поводу.

– Любовь одновременно делает всемогущим и беззащитным, – нашел Антон нужные слова.

– Несомненно, – уважительно согласилась Альвина и отрыла в глубинах памяти вновь что-то социально-статусное, что слабо вязалось с общей канвой беседы, но кто же следит за канвой беседы за дружеским столом у мангала после третьего бокала вина? – Наверное, любовь запретна для тех, кто боится разлук, как жизнь запретна для тех, кто боится смерти.

– Любовь к Женщине, рука Друга и Рыцарство по отношению к Людям, – вот за что стоит в этой жизни хвататься изо всех сил, – поддержал Савва свою спутницу, некоторые слова произнося с заглавным пафосом. – Но с годами понимаешь, что Женщина видит любовь по-своему и начинает рыдать всякий раз, когда слышит твое видение. Друзья чаще ищут выгод (я не про здесь присутствующих). И вот тут может наступить разочарование. Ах! У тебя остается Рыцарство. И уж тут все зависит от того, как ты его понимаешь.

– И как ты понимаешь Рыцарство? – улыбнулся Антон.

– Моя любовь к женщинам переросла в любовь к людям. Моя любовь к людям переросла в безграничное доверие. Мое доверие переросло в полное неприятие лжи, глупости и лицемерия, – с готовностью откликнулся Савва. – Вот это неприятие и есть Рыцарство. А любовь – странный предмет: вот она есть, а вот ее нет. Утрачена безвозвратно.