Владимир Ситников - Брусника созревает к осени

И деду, и внуку нравился их скрипучий ковчег. Киркина мать Анна Герасимовна была одно время самым приметным в Дергачах человеком. Она работала буфетчицей в «Закуске», как называли забегаловку, куда заскакивали мужики, чтоб пропустить «сто с прицепом». Носила она тогда кличку из фильма «Чапаев» Анка-пулемётчица.

Весёлая, налитая молодым соком, с миловидным личиком, расторопная Анка-пулемётчица встречала посетителей прибауткой: «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро: то тут сто грамм, то там сто грамм – на то оно и утро. С добрым утречком вас!»

Иногда заглядывал в «Закуску» инженер с торфопредприятия Антон Кузьмич Самосадов, крупный видный мужчина в роговых очках, с широкими, как у Брежнева, бровями. Он разглядывал стоящие шеренгой вина и, играя бровями, балагурил с Анной Герасимовной. Она чувствовала, что нравится инженеру. Пунцовела, горячо сверкала глазами и, как ей казалось, особенно метко, в точку, отвечала на заигрывания.

Жил инженер один. Молодой специалист. Наверное, мечтал встретить подругу жизни или завести близкую знакомую. Старался выражаться позавлекательнее:

– Цветы, вино и женщины – радость жизни, дарованная богом и нет ничего священнее и светлее на свете, – выдавал он.

– Ах, как вы красиво говорите, – взволнованным грудным голосом одобряла слова Самосадова Анна Герасимовна.

– А вот, говорят, есть такое вино «Либфраумильх». Мой друг из Германии привозил. Оно переводится с немецкого как «Молоко любимой женщины». Нет у вас такого?

– Я только коровье да козье молоко пила, – отвечала Анна Герасимовна. – А молоко любимой женщины – это для вас, для мужчин. Только вы чаще не молоко, а кровушку из нас пьёте.

– Клянусь, я не кровопивец, – парировал Самосадов.

Антон Кузьмич окидывал разочарованным взглядом полки с винами. Морщился: «Агдам», наливки, водка. Ему хотелось чего-нибудь поизысканнее.

– «Улыбка», «Чёрные глаза», – почти шёпотом произнесла Анна Герасимовна, – не желаете? Я могу для вас…

Чувствуя расположение Анны Герасимовны Антон Кузьмич почти пропел:

– Для Нового года мне бы бутылочку «Шампанского», пару бутылочек «Улыбки» и, конечно, ваши «Чёрные глаза».

– Для вас будет, – кивнула Анна Герасимовна.

Кирка в это время отирался в «Закуске» со своим корешем Мишкой Ворожейкиным. Он иногда помогал матери убирать посуду, протирать столы, ел на скорую руку. А теперь они просто толкались, слушая пьяные откровения завсегдатаев «Закуски».

Разговор матери с инженером Самосадовым заинтересовал и его, и Мишку. В первую очередь Мишку. Он был старше Кирки года на два. Отец дома уже наливал ему рюмку-другую водки на праздники, полагая, что сын вырос. Мишка этого не отрицал. Он давно считал себя самостоятельным человеком.

Мишку признавали сильно сообразительным парнем. Это он умно ответил писателю, выступавшему у них в школе на вопрос: кто ест грибы?

Писатель думал, что ребята ответят:

– Грибы едят лоси, белочки, коровы.

Мишка же перехлестнул всех. Он сказал:

– Грибы едят горожане.

Правильно. Горожанам делать летом нечего, а в Дергачах работы по горло: сенокос, окучка картошки, пилка дров.

– Умный мальчик, – похвалил его писатель. – Проницательный.

И вот теперь в «Закуске» Мишка, услышав названия вин, проницательно сказал об инженере:

– Во живёт! Нам бы так.

Самосадов бережно унёс редкостные вина в портфеле домой.

Анна Герасимовна осталась очень довольна инженером, поскольку этот молодой холостяк не только набрал дорогого редкого вина, но и сказал ей:

– А вы не откажетесь встретить со мной Новый год?

– Наверное, можно, – потупив взгляд, осторожно согласилась она.

– После командировки зайду, – пообещал Самосадов.

– У Кирки с Ворожейкиным уже был опыт дегустации. Летом послали их в пионерлагерь. И Мишке, и Кирке не понравились линейки, построения. Утром толком не поспишь: подъём! Повезло – надыбали в тумбочке у начальника лагеря початую бутылку водки. Водку они с другими огольцами выпили, а в бутылку поочерёдно сходили по-маленькому и поставили обратно в тумбочку, предвкушая весёлый скандал. Скандал был, но не весёлый. Их раньше срока вытурили из лагеря за нарушение распорядка. О выпитой водке речи не шло. Хитрован был начальник лагеря. Знал, как себя оберечь. За нарушение распорядка дня.

– Не больно и хотелось, – сказал Мишка Кирке по дороге в Дергачи.

– Подумаешь, лагерь. Не поспишь даже, – подпел ему Кирка.

Поскольку инженер Самосадов убыл в командировку, они решили, что есть возможность угоститься в честь Нового года редким вином Самосадова.

Мишка придумал умный план: чтоб никто не заметил, надо залезть в квартиру инженера с тыльной стороны дома, когда стемнеет. Причём не ломая дверь, через туалетное окошко. Из клозета всегда можно пройти в квартиру. Чтобы никто не засёк ничего подозрительного, ни в коем случае свет не зажигать, а обойтись спичками. В компанию взять мелких третьеклассников Данила и Додика, которые бывали в квартире, и они ловчее пролезут в узкое окошко.

Так и сделали. Ворожейкин шагал по снегу впереди в здоровенных отцовских валенках. Пусть думают, что взрослый был вор. Мелкота ползла след в след. Это была ещё одна хитрость Ворожейкина.

Ворожейкин, прижав рукавицей сортирное стекло, почти беззвучно сколол уголок, чтоб проходила рука, отломил штапики и стекло вынул. Путь был открыт. Первым полезли мелкие Данил и Додик, но дверь открыть не смогли. Слабаки. Тогда полез Кирка. Азарт опасности заставлял всё делать быстро и предусмотрительно.

– Я тут, – прошептал он, забравшись в сортир.

– В очко не провались, – предупредил Мишка.– Не хватало

ещё, чтоб из говна тебя вытаскивать.

Мишка был хладнокровен. Насмешничал. Но и Кирка дверь открыть не смог. Тогда протиснулся Мишка. Стало в уборной тесно, будто килькам в консервной банке.

– Навалились, но чтоб без стука, – командовал Мишка, напирая на дверь, однако та не поддавалась. Хорошо была заперта изнутри. А так умно всё было продумано.

Приуныли.

– Через веранду,– осенило Мишку и, выбравшись обратно в окошко из туалета, они выломили уголок стекла в раме на веранде. Там окошко было даже побольше, так что снова один за другим легко протиснулись все четверо.

Успех улыбнулся им. Дверь с веранды не была заперта, и они, освещая себе дорогу спичками, прокрались в кухню, однако там вина не оказалось. Прошли в большую комнату, где урчал огромный холодильник «ЗиЛ». Вот в нём-то и оказались бутылки с вином. Хорошо, что предусмотрительный Ворожейкин захватил с собой авоську. Сложили в неё бутылки, инженерские заготовки к Новому году: кусок сыра, колбасу-сервелат, коробку конфет и пачку печенья. Печенье стали нарасхват есть тут же, рассыпая крошки по полу. Вкусное оно было. Почему-то подсоленное.