Руслан Рузавин - Снимок, который звенит. Роман-репортаж

– Нога затекла, – голос сдавленный. – У меня… сейчас упаду.

– И не авантюрист. М-да, – господин Самьот словно бы что-то решает, склонив голову набок. – Я… для многих людей представляюсь злом, воплощенным злом. Я спокойно отношусь к этому. Змея за вашей спиной – тоже несомненное зло. Для вас, хотя вы сами разбудили ее. Вы же, мистер По, – полудобро. Или полузло. Будьте определеннее.

Смуглая детская рука появляется из-за его спины будто в скверном сне. Пистолет. Хлоп…

– Это подарок.

Что-то сзади весомо и мягко падает на землю.

– Цепо попадает всегда, – Хозяин уже с винтовой лестницы. Сзади – тот самый подросток – не подросток в дорогом костюме.

– Эй… кхгм-кхгм… Мне… как мне выйти отсюда?..

– А зачем вам выходить? – и удивление ведь искреннее в глазах. – Поднимайтесь. Только… – чуть замедляется, – будьте определеннее, мистер По. Будьте определеннее.

Водопад. Шумит оглушительно.

Лежать на столике уличного кафе, выпятив пушистый бок, согласитесь, приятно. Греясь под утренним неярким еще солнцем. Не палящим. Но…

Приходит хозяйка и с ласковой бесцеремонностью спихивает кошку на пол. Хозяйка столика, конечно, и еще нескольких таких же вокруг. Обмахивает тряпкой больше для вида. За него тут же садятся два ледибоя, одеты не по-рабочему. С фруктовыми фрешами в руках, молчат. Само по себе уже странно, если учесть болтливость этих созданий. Молчат. Нет, ну так не бывает. Кошка определенным образом прищуривается и чуть распахивает зрачки. Итак…

Второй ледибой, мысли пустяковые. Что давно не встречались с Эйприл, а все-таки номер с ней выполнять куда лучше, чем с этими молодыми пустышками. Которые упиваются новым телом и ни-че-го за этим нет больше. У Эйприл есть чувство, и чувствительность тоже есть. Только вот что-то она не в себе, бедняжка. Только бы не наркотики. И не деньги в долг. И не деньги в долг за наркотики. Все остальное можно пережить, любых гнусных мужиков. Любое разбитое сердце срастается. Открой тайну, глупышка, и я помогу тебе. Постараюсь, очень сильно постараюсь. Ну? Пусть только это будут не наркотики, ладно? И не долги драгдилерам. С этим мне, слабой женщине, не справиться. А остальное все лечится…

Похоже, внешнее молчание здесь сполна компенсируется внутренними ужимками. А что же «глупышка»?..

А не здесь она. Все существо ее удивленно и беспомощно стоит перед дымящимися обломками. Ее мира, этого мира, отражениями миров друг в друге. Что с ними делать, с этими обломками?.. И временами сквозь удивление обрывками тайфуна проскакивает, какой-то долей секунды, картинка. Или две. Вот от бежевого стола отделяется рукав бежевого танчжуана. А в нем оказывается бежевый человек, может, чуть с оттенком желтого. Вот он протягивает к ней бежевую руку с дорогой зажигалкой. В шелковый рукав танчжуана впечатана бурая струйка, и зажигалка сразу становится зажигалкой мертвого. Она отшатывается, защищаясь глыбами слов. Нагромождая слова между собой и бежевым… И платье, ее дорогое платье уже петлей подола затянуто на шее, а ноги продеты в рукава. Очень удобно, дернешься – и удавка затягивается. Да и много ли дернешься, стоя на коленях… Снова бежевый водит ножом по лицу, примериваясь начать с носа. И слезы, ее слезы, которых ни бежевый, ни его охрана не должны видеть и которых не выбили и не выжали из нее в эти полчаса, слезы… Этот человек – самое грязное воплощение ракшаса. Уж лучше бы убил. Но просто убить ему мало. И теперь обломки, обломки… Что делать с ними?..

Отравляя воздух миазмами ругани, в конце переулка появляется какой-то фаранг. Так здесь называют белых с горячим сердцем. Идет фаранг по следам модельного вида самки из местных, чье сердце значительно холоднее. Чуть замедлив шаг, самка показывает фарангу что-то на телефоне и с милой гримаской уходит. Послав воздушный поцелуй.

– Оплаченное время вышло, будут деньги – звони. Смотри, сдулся сразу…

Эйприл чуть поводит глазами сквозь толщу своих тяжких раздумий, но никак не реагирует.

– Слушай, ну так расстраиваться – это же уже даже вредно для кожи!.. Представь, лицо обвиснет вот так – ы-ы-ы!.. Ну, улыбнись… Ну самую чуточку хоть… И доверься уже своей подруге! Тетя Марч лечила и не такие душевные раны. Э-эй, мешки будут под глазами…

Гримасничает при этом подруга даже уже слегка карикатурно. И ведь никакой не клиент перед ней, свой брат транс. Или это у них так принято юморить?

– Мешки?.. – Эйприл тяжело возвращается к своему столику в этом солнечном дне. – Для кожи вредно… не это. Вредно, когда ножом – очень острым – отрезают веки, нос… Нет, начинают обычно с носа, и остальное уже само по себе не важно, без носа. Как мы привязаны, оказывается, к этому лицу, – осторожно, как что-то хрупкое, ощупывает брови, нос, щеки. – Не задумывалась? Я однажды поняла, что не могу жить без носа. Умереть – могу, а жить без носа – нет…

– Бедная девочка, бедная, бедная, – Марч гладит подругу по руке. – Где ж ты столько жути натерпелась?

– Нет, нет, – Эйприл отдергивает руку как от огня. – Нет, мы не люди для них. Коту можно ведь отрезать яйца, да? Спокойнее будет. Собакам – уши, хвосты. И мы для них – странные звери. Рептилии с ногами, которым можно купировать все. Ты представляешь, как это, – снова содрогается, – жить без носа? Ты смогла бы?..

– Успокойся, успокойся, моя маленькая. Все в порядке уже, носик на месте, – гладит подругу по плечу. – Ну всем же хотя бы раз попадается извращенец! Ну вырвалась – хвала Великому Будде – живи дальше. На месте твой нос, отмойся хорошенько и живи…

Эйприл непонимающе смотрит на нее. Солнце странно преломляется сквозь кубики льда в стакане. Каждый из которых – маленькая хрустальная призма. Странно преломляется.

– Хозяйка вводит на твое место в танце новенькую. Танцовщица из нее, конечно… Ой! Вспомнила! Смотри…

Брошенный фаранг, что успел уже вернуться и потерянно сидел в кафе через улицу, достает большую камеру. Именно на него Марч показывает изящным пальчиком. Включил камеру, похоже, смотрит отснятое.

– С камерой, видишь, ну тот самый? Бросили сейчас которого? Я вспомнила. Это он снял меня как-то на Уолкине, а потом на выходе из офиса. Прикинь? В другом – вообще! – виде, в другой части города…

– Значит… выследил. Что-то, значит, не так было… у вас, – Эйприл помимо своей воли тяжело втягивается в разговор. Взгляд ее, конечно, больше созерцает что-то внутри. Но говорит, говорит. А это значит – Марч хоть немного, но цели своей добилась. О чем и думает радостно, а язык работает сам по себе, отдельно от мозга.