Лидия Зимовская - Не будь жестоким, ласковый апрель

Ирина чувствовала себя одинокой.

Казалось, исчезни она, и никто не заметит.

Николай был дома.

– Малышка, где ты была? Я так волновался!

– Гуляла.

– Промокла вся, замерзла. Руки, как ледышки, – он взял ее руки в свои теплые ладони. – Давай я помогу тебе раздеться. И сразу в ванную, согреешься под горячим душем.

Он, как маленькой, вытер ее мокрые волосы полотенцем, закутал в плед:

– Сейчас я принесу чай с медом, а то простудишься.

Он сидел рядом на диване, держал банку с медом и смотрел, как она пьет маленькими глотками горячий чай.

– Ужинать будем? Я голодный, как волк.

– Я ничего не сварила.

– Ну, и ладно. Придумаем что-нибудь. Ты ложись, отдыхай. А я пойду рожки сварю с тушенкой.

На следующий день ужина снова не было, и на третий, и на четвертый. Николай, ни слова не говоря, сам шел на кухню. Колбаса с яичницей, сосиски, жареная картошка… Готовил то, к чему привык за год холостяцкой жизни. Ставил все на стол и тогда звал Ирину ужинать. Она все ждала скандала, но муж терпеливо сносил ее бойкот: покупал продукты, пропадал на кухне, кормил ее, мыл посуду. Потом она отказалась от ужина, хотя очень хотела есть. Видно было, что Николай психанул. Ирина ждала, что он закричит, обругает ее, но он сдержался. Поел один, а потом долго курил на кухне.

На следующий день Николай принес огромный пакет фруктов.

– Будем кормить тебя витаминами. Ты – такая худышка, ничего не ешь. Готовлю я плохо, от такой еды последний аппетит пропадет. Я и сам съел бы чего-нибудь вкусненького. Ириша, а может, оладышки сделаешь?

– Хорошо, давай оладьи, а еще лучше с яблоками. Я тесто буду делать, а ты мой и режь яблоки помельче.

Она сидела за столом напротив и смотрела, как муж поедает одну оладышку за другой, опустошая тарелку. «Ненормальная, ну, что легче тебе было от того, что он ходил голодный?», – спрашивала себя Ирина.

Сколько бы она себя ни настраивала, что все наладится, тоска порой брала ее в плен, и тогда все раздражало.

– Ириша, а у меня нет чистых рубашек? – спросил однажды вечером Николай.

– Все твои рубашки лежат замоченные в тазу. Бесконечными стирками я уже все пальцы стерла! Но мы же вместо стиральной машины «Жигули» купили, они нам были гораздо важнее.

Николай молча ушел в ванную и выстирал рубашки. Ирине хотелось пойти и сделать все самой, но она сдержалась. Утром встала рано и выгладила высохшее за ночь белье. Принимая из рук жены свежую рубашку, Николай обнял ее:

– Прости меня, ладно. В субботу купим стиральную машину. Самый лучший автомат, который даже за стиральным порошком в магазин сам будет бегать.

Она улыбнулась:

– Денег у нас ни на какую нет.

– В кредит возьмем. И наплевать, что много переплачивать придется. Ручки моей любимой жены дороже.

«Неужели нет ничего, что могло бы вывести его из себя?» – эта мысль стала неотвязной. Ей непременно нужно было сделать что-то из ряда вон выходящее, чтобы он сорвался, закричал, может быть, даже ударил ее. Тогда она могла бы оправдать все ссоры, которые устраивала почти без причины, все, за что почти ненавидела себя. Ей нужно было так больно сделать любимому и самому дорогому человеку, чтобы страдать самой и чтобы эта боль помогла ей очнуться. «Чем хуже, тем лучше», – стучала в голове дурацкая фраза. Стоп! Она знала, что сделает.

В парикмахерской как раз была свободна мастер, с которой они мудрили над свадебной прической Ирины. Та узнала ее и приветливо улыбнулась.

– Что мы придумаем сегодня и по какому случаю?

– Подстригите и покороче.

– Вы сошли с ума! Я не буду стричь такие волосы.

– Тогда дайте ножницы, я отрежу сама, – Ирина вытащила шпильки и начала расплетать упавшую на грудь косу.

Парикмахер, глубоко вздохнув, щелкнула ножницами раз, другой. В ее руке безжизненно повисли отрезанные волосы. Вид у женщины был такой, что, казалось, она сейчас заплачет.

– Конечно, с длинными волосами очень тяжело. За день так голову оттянут, что шея, наверное, отваливается, – она оправдывалась, как будто совершила преступление.

Потом положила волосы на столик и стала заканчивать стрижку. Прощаясь, спросила:

– Волосы возьмете с собой?

– А зачем? Отдельно от меня они не имеют никакого значения.

Дома Ирина внимательно осмотрела себя в зеркало. Пропустила волосы сквозь пальцы. Ей показалось, что они остались еще слишком длинные. Она взяла ножницы и начала состригать прядь за прядью все, что было длиннее зажатых между пальцами волос. Умудрилась выровнять даже на затылке. Напоследок укоротила челку и совсем стала похожа на мальчишку-подростка. Вдруг ей нестерпимо стало жалко потерянной косы. Слезы готовы были политься из глаз, но она только больно прикусила губу и резко отвернулась от зеркала. Потом подмела свою домашнюю парикмахерскую и залезла под душ. Теплые струи, как обычно, успокоили ее. Было непривычно, что не надо выкручивать мокрые волосы, а потом долго высушивать их большим полотенцем, пока не перестанет стекать вода. Она моментально вытерла голову, расчесала волосы. Минут через пятнадцать они были уже сухие. «Ну, вот, действительно, нет худа без добра. Вон как легко и свободно», – убеждала себя Ирина, снова разглядывая новую прическу в зеркало.

Чем ближе подходил час, когда Николай возвращался домой, тем беспокойнее становилось на душе: что-то сейчас будет? Вдруг стала неуютной тишина просторной комнаты и холодно от бьющего в окно мокрого снега. Ирина достала толстый свитер, натянула его и села с ногами на диван, бездумно уставившись в телевизор, который включила, только чтобы нарушить ставшую гнетущей тишину.

Николай остолбенел, увидев Ирину. На мгновение ему показалось, что это и вовсе не его жена:

– Ты что наделала? Зачем?..

Вот сейчас начнется та буря, которой она так жаждала.

Но Николай развернулся и вышел. Зашумела вода в ванной. Он был вне себя от ярости. Он знал ответ на свой вопрос «зачем?». «Она хочет, чтобы я начал ссору. Но нет, не дождется. Мне бы понять, что с ней творится. Но, видно, прав Юрка, мужикам никогда не влезть в шкуру женщины. Остается терпеть или… Э-э, ты даже не думай про или». Ледяная вода вернула Николаю спокойствие.

Он вошел в комнату. Ирина все так же сидела, забившись в угол дивана, только глубже упрятала подбородок в высокий ворот свитера. Он сел рядом, нежно погладил рукой по коротким волосам:

– А ты знаешь, очень даже ничего.

Он обнял ее за плечи и привлек к себе:

– Глупышка моя. Думаешь, косу обрезала, так я разлюблю тебя. Ни за что! Все равно ты самая красивая и любимая.

Она положила ему голову на грудь, как любила это делать. Напряжение последних часов ушло, она готова была бесконечно сидеть так, слушая ласковые слова и биение его сердца. Потом отодвинулась от него и очень внимательно, глядя прямо в глаза, как это делала в самые серьезные моменты, сказала: