Лидия Зимовская - Не будь жестоким, ласковый апрель

– Думаешь, для этого надо прослушать курс аэродинамики?

– О, какие слова знаешь!

– Ты только за дуру меня не держи.

Ирина как-то пожаловалась Людмиле, что муж совсем ничего ей не говорит о своих делах.

– Да плюнь ты. Увидела парад самолетов в День авиации, в остальное лучше не вникать. А то сочтут еще американской шпионкой, – смеялась она в ответ на обиду подруги.

Свои маленькие удачи в школе и привязанность шестиклашек Ирина считала ничтожными для Николая и почти не говорила о своей работе. Вообще-то было хорошо и уютно просто сидеть, прижавшись к нему, обмениваясь ничего не значащими фразами, в тысячный раз слышать: «Ириша, как я тебя люблю!».

Зарядили противные дожди. Еще вчера стояла теплая золотая осень, которая нередко бывает на Дальнем Востоке в октябре, и вдруг подул ветер и принес с собой холод и нескончаемые дождевые тучи. Темнело рано, да и днем от низко нависшего неба было сумеречно. Длинные часы ожидания, занятые кухней, стиркой, уборкой, наводили на Ирину тоску. У нее пока не появилось близких подруг, кроме Людмилы. А у той своих хлопот хватало: она не очень хорошо переносила беременность, считала дни до декретного отпуска, да еще Петя рассопливелся. Ирина не хотела надоедать подруге со своей хандрой и запретила себе часто бывать у Мурановых. Когда все по дому было сделано, она не знала, чем занять себя. Бесконечные глупые сериалы по телевизору надоели, даже читать не хотелось. Не зажигая в комнате свет, она становилась у окна и подолгу смотрела на заплаканные голые деревья и редких прохожих, прятавшихся под зонтиками.

Давно прошел тот час, когда Николай обычно возвращался домой. Ирина уговаривала себя не волноваться, помня наставления Людмилы, что о страшном сообщат сразу же, а если телефон молчит, то беспокоиться не о чем.

– Ириша, я купил машину, – с порога радостно объявил Николай, показывая ей связку ключей.

– Какую машину? Мы же все деньги потратили.

– Ты знаешь, случайно подвернулись «Жигули», совсем недорого. Всего пять лет на ходу, в отличном состоянии. А деньги отец оставил, сказал: вместо подарка к свадьбе. Правда, на машину было маловато, но нам сегодня зарплату выдали – как раз хватило. Ну, пойдем, я тебе покажу, – Николай увлек Ирину к кухонному окну. – Смотри, стоит белая «ласточка».

– Слушай, как везет тебе. Ну, прямо все на тарелочке преподносят. Полковой батя квартиру подарил, родной – машину. Даже не генеральский, а просто царский подарок – беленький, розовой ленточкой осталось перевязать.

– Может, хватит уже меня отцом упрекать. Придумай что-нибудь другое.

– А что придумывать? Я в нашей семье не в счет, куда деньги тратить, со мной советоваться не обязательно. А есть мы до следующей получки месяц что будем?

– Картошку с капустой. Сейчас, осенью, бабушки овощи дешево продают.

– Без мяса ты, пожалуй, через неделю первый взвоешь. Хотя моей мизерной получки все равно только на хлеб и картошку хватит.

– Ты уж свой вклад в семейный бюджет не преуменьшай.

– Ах, все-таки мы – семья! Ладно, не в деньгах дело. Просто ты меня ни во что не ставишь. Все, я ни о чем больше не хочу говорить с тобой, – Ирина с силой оттолкнула от себя мужа, который пытался обнять ее и как-то успокоить. Она ушла в комнату и захлопнула за собой дверь, которая обычно никогда не закрывалась. Николай разозлился, бросил на кухонный стол ключи от машины и выскочил из квартиры. Она слышала, как щелкнул английский замок на входной двери.

Они сидели с Юрой у Мурановых на кухне, и Николай спрашивал друга:

– Скажи, чего ей надо, а?

– Ну, поругались, с кем не бывает.

– Вы с Людмилой тоже ругаетесь?

– Сейчас уже редко, – засмеялся Юра. – А первое время из-за пустяков, бывало, собачились. Когда Петька только родился, прихожу домой, сидит плачет. Почему, не говорит. Я и так, и эдак, слезы еще сильнее. Хожу психую, вспоминаю, в чем провинился.

– Зато Ирина, наверное, вообще плакать не умеет. Когда она злится, глаза темнеют, как небо перед ливнем, но ни одной ее слезы я не видел.

– Слушай, может, выпьешь, успокоишься?

– Нет. Ты представляешь, что будет, если я еще и пьяный домой приду?

– Значит, домой пойдешь?

– А куда я денусь? Вот только не знаю, как быть теперь.

– В общем-то, ты свинья порядочная, конечно. Купить машину, не посоветовавшись… Да Людмила меня просто убила бы. А на будущее мой тебе совет. Женщины – штука тонкая, почему у них бывает плохое настроение, нам не понять. Сохраняй спокойствие и принимай все, как должное. А если не можешь, разводись сразу. Женился, не подумав. Сколько ты свою Ирину знал до свадьбы? Две недели? Может, ты ошибся.

– Советы у тебя дурацкие. Да моя Ирина лучше всех девушек в поселке и во всем крае, да чего в крае – во всей России.

– Вот это ей и говори почаще.

– Сегодня-то мне что делать?

– Мириться надо. Во-первых, купи цветы.

– А во-вторых?

– Во-вторых, прощения проси.

– За что?

– Какая разница. За все на свете.

– Во-первых не получится. На дворе ночь, магазин закрыт.

– В райцентре есть на площади киоск, он точно круглосуточно работает. Садись на машину и поезжай.

– Опять не получится. Я ключи от машины дома бросил.

– Тогда поехали на моей.

Люда, войдя на кухню, застала конец разговора:

– Собрались ехать. А вы случайно не пили?

– Нет, хотя было желание. Но Коля отказался.

– Тогда поезжайте, выручай провинившегося. Ирине позвонить?

– Не надо, я сам как-нибудь.

Раздался звонок в дверь. На часах была половина двенадцатого. Злость у Ирины давно прошла. Осталась только досада на себя, что не сдержалась, не сумела спокойно высказать свои претензии. Она беспокоилась за Николая, боялась, что он умчится куда-нибудь на своей новой машине и попадет в аварию. Но машина стояла под окном, а в кухне на столе лежали ключи.

Звонок прервал ее мрачные мысли. Ирина открыла дверь и невольно улыбнулась. Николай стоял на коленях, в зубах за стебель держал огромную белую розу и смотрел на нее виноватыми глазами.

Необъяснимая тоска не проходила, а только с каждым днем усиливалась. В их с Николаем жизни было очень мало точек душевного соприкосновения. Ирина чувствовала себя одинокой. Казалось, исчезни она, и никто не заметит. Ей было больно, но хотелось сделать себе еще больнее назло неизвестно кому. Невыносимо было смотреть в окно на осеннюю слякоть. Захотелось пойти туда – навстречу холодному ветру. Она вышла на улицу, не взяв с собой зонтика, брела бесцельно, куда глаза глядят. Позади остался поселок, она шла вдоль шоссе, скользя по грязи. Стало совсем темно. Ноги промокли, она ужасно замерзла. Только тогда остановилась, оглянулась на далекие огни поселка и… повернула назад.