Галина Коваль - Дела земные

– Да спать мне здесь негде…

Диван после смерти бабушки вынесли к подъезду. Хотели продать и купить новый. Но тот благополучно исчез.

– А ты в стенку постучи.

– Чего?

– В стенку постучи. Соседка придет и даст раскладушку.

В стенку внук стучать не стал. Вышел в подъезд и постучал в дверь.

Стук услышали – за дверью протопали чьи-то шаги. Видимо, его разглядывали в глазок. Еще раз постучал. Подождал. Не открыли. Наверное, не понравился. Вернулся в свою квартиру и уже с порога сказал:

– Дед, а мне не открыли!

– Нет никого? – спросил дед.

– Кажется, кто-то был.

– Роза там за стенкой живет. Точно такая, как в книжке.

– С колючими шипами? Дед, в книжке картинок нет. И там описывается цветок, а не женщина.

С дедом произошли перемены в лучшую сторону, и внук решил этим воспользоваться.

– Фантазерка, поди? – спросил он, имея в виду соседку.

– Она. И маленького принца ждет.

– Почему маленького?

– А большой на что?

– Дед, ты как не мужик! – рассмеялся внук.

– Мужик розе не надобен.

– И долго ждет?

– Всю жизнь.

– И никого не было?

– Да являлись всякие.

– И что?

– Да все не то. Роза, похоже, маленького принца ждет.

– На всех принцев не хватит, дед.

– Роз еще меньше.

Внук покачал головой и продолжил пеленание. Потом уронил использованный подгузник в целлофановый пакет и бросил его через всю комнату в прихожую. Пакет шмякнул о входную дверь и упал на пол. Женщина в соседской квартире, прислушивающаяся к тому, что происходит, отпрянула от глазка. Чуть дыша, рухнула в кресло. Потом опять вскочила и бросилась на дверь, как на амбразуру. Провернула ключ в замке и лбом прислонилась к двери. Что это могло быть? Посмотрела в глазок – на площадке никого. Потом услышала проворачивающийся в соседней двери ключ.

И кто этот мужчина, вытряхивающий на улице умопомрачительной красоты скатерть покойной соседки? Внук, говорят, был у соседей. Пьющий, говорят, он был, а пьющие мужчины женщинам неинтересны.

Женщина опять из кресла возвратилась к дверному глазку – никого нет на площадке. И вдруг видит, что с обратной стороны двери на нее смотрит глаз мужчины, то приближая, то отдаляя небритое лицо.

Руки женщины прошлись по вельветовому халатику, поправили воротник, заправили выбивающуюся прядь за ушко – и все это не отрывая глаз от дверного глазка. А тут и мужчина прижался ухом к двери. У женщины сердце зашлось. Она рукой нащупала выключатель, потушила свет в прихожей и на цыпочках пошла внутрь квартиры. Только не загреметь бы чем-нибудь! Куда там! Она взяла и зацепилась полой халата за ключи с брелоком. Упавший брелок звонко оповестил о своем присутствии. Мужчина развернулся и поспешил выйти из подъезда. Женщина долго слушала удаляющиеся шаги – тише, тише, тише.

А что о женщине? Волосы, понятно, рыжие. Говорят, что цвет ужасный, но она так не считает. Прямая челка надоела, и не по возрасту уже, и не модно. Прямое каре под Анну Ахматову. Шея тонкая и длинная – в стиле моделей, представляющих элитную бижутерию. Кожа прозрачная, ну, может быть, чуть тронутая возрастными морщинками. Глубоких морщин пока нет. Из-за небольшого роста и соответственно такого же веса считает себя женщиной дорогой, но, как ни странно, ручной. Да, есть еще зеленые злые глаза. Злые потому, что сама допустила оплошность у двери. Она поднимается с кресла, с трудом выпрямляется и грызет заусенец на пальце – это немного помогает.

А потом вдруг заливается смехом. И вовсе она не дура, она просто сделала то, что хотела – пусть знает соседский мужчина, что подслушивать некрасиво. Стоп! Зачем звонят мужчины в двери одиноких женщин? Одинокая – не значит доступная. Злые зеленые глаза уже не такие злые, они наполняются радостью. Женщина опять направляется к креслу с гордо поднятой головой и сидит там в этом положении долго-долго – этим объясняется отсутствие дряблой кожи на шее.

Взгляд с потолка усмехнулся, наблюдая за соседкой через стену. Роза!

Капризная роза, с шипами. Охо-хо-хо! Высохнет скоро, если так жить будет.

Взгляд с потолка оторвался от смешной соседки и увидел другие глаза напротив своих глаз. Душа задохнулась в воспоминаниях и ощущениях…

Губы буквально тонули в смеющемся рту молодой женщины, торговавшей пивом. Когда он уходил на войну, у нее была газированная вода с сиропом и без него. Если он подглядывал за сладкой девушкой до войны, а она от него отмахивалась, как от пчел, то в послевоенное время продавца пива он мял, кусал, подминал под себя прямо на привокзальной площади у пивной.

И его не отталкивали, не сердились на щетину, только смеялись рассыпчатым смехом. А желание обладать не желающим его объектом становилось все горше, все слаще и зудящим до изнеможения. А каким должно быть настоящее желание, парень, вернувшийся с войны, никогда не узнает.

Ухабистая послевоенная жизнь вдов светилась так, что на нее слеталась вся молодежь того послевоенного времени. Летели, как мотыльки на огонь – и тут же сгорали. Напряжение послевоенных лет одним совокуплением снять было невозможно. Вино для женщин, водка для мужчин, сахарные подушечки для детей, семечки для всех.

Взгляд с потолка скользнул боковым зрением на улицу, по которой шагал его великовозрастный внук, хотел было вновь устремиться в прошлое, но у пивной бочки на привокзальной улице остановился. Потом голова деда притулилась лбом в подушку, и он стал спать уже без сновидений.

Дверь сыну отворила мать. Повернулась к нему спиной и ушла в глубину квартиры. Так повелось с тех времен, когда сын пил и не хотел, чтобы его видели в таком состоянии.

– Мам, – сказал он, – я завтра телевизор назад к деду отнесу.

– А забирал-то зачем?

– А кто ж его знает. Так, нашло.

– Как он там?

– Бодренький.

– Говорят, перед смертью всегда легчает.

Сын промолчал. Рассмотрел собственное лицо в зеркале. Не понравилось. На деда неухоженного похож стал. Решил утром зайти в парикмахерскую и подстричься. Деда, что ли, еще подстричь? Взять да и вызвать ему парикмахера на дом.

– Не надо, сын. Так только перед смертью делают, – отговаривала его мать.

– Как это? – с недоумением спросил сын.

– Видят, что скоро уже, и тогда вызывают парикмахера.

– Но дед сейчас как всегда, даже лучше ему вроде. И пусть дед живет сколько хочет, я только рад этому буду.

– А ты сиделкой возле него жить будешь? Молодой еще. Жениться тебе надо.

– На розе…

– Имя у нее, что ли, такое? – Мать будто бы обрадовалась и села рядышком с сыном, щеку подперла рукой. Слушать собралась.

– Да нет, просто буду искать женщину-цветок. С колючими шипами.

– Ты опять, что ли, выпил?

– Да нет, абсолютно трезв.