V.S. - La Critica (первая книга казанской трилогии)

Когда мы прошли охрану, потратив при этом всего полторы тысячи, я уже перестал воспринимать пространство-время в обычном ключе, – я впал в то состояние, которое сам у себя обнаружил постфактум, когда мы раздавали газету на политическом митинге около Храма.

Фрагменты: все или почти все места заняты, яркие огни сцены, вонь от моих «танцоров», я говорю в фонящий микрофон: «Пока мой коллега раздаёт вам первый номер уже ставшей легендарной газеты «La Critica» – tica-tica… я исполню для вас песню одной малоизвестной североамериканской певицы по имени Бритни Спирс; песня «Overprotected»!»

Ведь в начале никто не знает, кто он:

извращенец или поэт, или сноб, или злодей

М. Пруст

Глава о «сомнениях грызущих, которым всякий не рад», а также о том, что Сицилия ближе, чем мы думаем

Стыд, похмелье, сомнение, робкая надежда, страх, ещё немного стыда, – такие ингредиенты составляли коктейль ощущений следующего дня после описанных выше событий. Это что касается моих чувств. Насчёт Глеба я не был уверен.

Вообще до среды следующей недели я прожил в каком-то анабиозе. На работу меня не вызывали, необходимости выходить из дому у меня не имелось. Стальские уходили и приходили, а я не шевелился. Наконец, в четверг ближе к обеду позвонила редактор строительного журнала и дала задание на пятницу, а также просила зайти в редакцию после того как я закончу интервью. И строительная фирма и наш офис находились в центре, так что я пообещал забежать, как только запишу на диктофон бредни представителя очередной строительной конторы.

*****

Пятница; около трёх часов дня.

– Вадим Афтандилович…

– Да-да, – я был в приподнятом настроении. – Да-да, Алина Ильдаровна.

– Вадим, это было ваше последнее задание, – робко промолвила редактор.

Я открыл от удивления рот.

– Как?!.. Вы меня увольняете?! Что ж… – я был растерян.

– Нет-нет! Конечно, нет! – запротестовала Алина.

– А! Вы меня НЕ увольняете! – обрадовано и ещё более растерянно сказал я.

Я в конец запутался.

– Мы закрываемся, – грустно и торжественно, как над гробом хорошего человека, сказала Алина Ильдаровна.

На моём лице застыло не подлежащее классификации выражение. Алина смотрела вниз.

– Так вы… мы… журнал закрывается?! – заговорил я.

– Да, – дрогнувшим голосом сказала Алина.

– Мне очень жаль, – искренне сказал я.

Алина молчала. Я решил, что мне пора убираться. Вдруг Алина снова заговорила:

– Сейчас никто не выживает. Ни «бумажные», ни «электронные». Девяносто девять из ста СМИ обречены на закрытие. Никто не в плюсе. Такие дела… – Алина подняла на меня свой очкастый лик. – Даже старым знаменитым изданиям приходит конец.

– Да… Времена… сейчас… такие. Кризис… – я старался вытянуть грустную ноту, но мною овладело противоположное настроение; я думал о малышке La Critic’е и той судьбе, что уготовили ей звёзды. – Я тогда пойду. Не грустите.

Я начал вставать, но внезапный порыв моего – теперь уже бывшего – главного редактора заставил меня вновь приземлиться на кресло.

– Хочу сказать, что мне было интересно работать с вами, Вадим! Интересно и поучительно. Вы, без всякого сомнения, талантливейший в своём роде журналист, с каким мне доводилось иметь дело, – глаза Алины за стёклами очков быстро моргали.

– Спасибо на добром слове, Алина. Вы мне тоже нравились. Прощайте, – я встал.

– И ещё кое-что, – быстро проговорила Алина. – Вами интересовались.

– Кто?! – неприятный холодок пробежал у меня по ногам.

– Не знаю точно, но предварительно мне позвонил наш учредитель и велел ответить на любые вопросы этих людей.

– Каких ещё людей?

– Это были двое мужчин. Один со мной не разговаривал, а говорил на ухо тому, кто помоложе. А тот, молодой, задавал вопросы мне. Они спрашивали о вас. Скопировали на флэшку все статьи, которые вы успели написать; даже черновые варианты ваших статей. Вадим, вы ведь помните, что я всегда просила выпускающего немного переделать изначальный текст, чтобы он был не такой… не такой…

– Я понимаю, Алина Ильдаровна, – я посмотрел вдаль и потрогал нос.

– Я бы сказала, что этот, – тот, что моложе – знает не понаслышке о журналистской деятельности; он с лёгкостью оперировал специальными терминами и понятиями… Язык подвешен. Задавал вопросы о вашем журналистском потенциале. Спрашивал: какие темы, по моему мнению, вас интересуют как журналиста. Вообщем так.

– Вот как?! И что же вы ответили?

– Я не стала скрывать тот факт, что вы – опять же, по моему мнению, я могу и ошибаться, – на полном серьёзе не интересуетесь ничем, но можете написать практически о чём угодно, чтобы это было интересно читать; я им сказала, что вы эрудированный человек и умеете углубляться в тему; я им сказала, что вы – мастер стилизации. Да! Я так и сказала: «мастер стилизации». Но, наверное, было правильнее сказать «мастер нарочитой реминисценции». Я ничего не имела в виду плохого, поверьте мне, – Алина сняла очки и начала терёть глаза; вид у неё был затравленный.

– Я понимаю, – сказал я, хотя вряд ли понимал.

Алина вновь надела очки.

– Да. А тот, что постарше, очень похож на какого-то служащего.

– В смысле чиновника?

– Нет-нет. В смысле сотрудника силового ведомства. Мне так показалось. Они припарковались прямо напротив дверей редакции; а тут парковаться нельзя, – здесь работают эвакуаторы. А их машину не забрали, хотя они минут тридцать у меня находились. Вот я и подумала: наверное, какие-то ответственные сотрудники. Они, конечно, не показывали документов. Я и не настаивала, ведь учредитель велел оказать полное содействие.

– А кто ваш учредитель, если не секрет? – я должен был вытянуть по возможности максимум информации.

– Не могу сказать. Он имеет отношение к строительству, но о каких-то конкретных его проектах мне не известно.

– А не припомните, что за автомобиль был у тех двух мужчин? – потянул я за последнюю ниточку.

– Чёрный внедорожник. Как его… Ланд… Рандж…

– Лэнд Ровер Рейндж Ровер?

– Да! У моего дяди такой.

Я помялся с ноги на ногу; мне было неловко допрашивать Алину, а с другой стороны, я просто обязан узнать больше, потому что это в наших со Стальским интересах.

– Может быть ещё что-то?.. – смущаясь, спросил я.

– «Крутись-вертись», – задумчиво сказала Алина.

– Не понял.

– Такая особенность: несмотря на грамотную речь молодого, он несколько раз использовал этот жаргонное выражение. «Крутись-вертись». Мол, чтобы что-то заработать, надо «крутиться-вертеться». И ещё: «Хочешь быть хорошим журналистом, репортёром – крутись-вертись». Непонятно, что он имел в виду? Крутиться в определённых кругах? Вертеться на… Не знаю.