Марк Аксенов - Семейная хроника «Царя Гороха». Часть 1. Предки

Это было, пожалуй, всё то немногое, что дед знал из истории своих предков. На мои дальнейшие расспросы он сокрушенно качал головой и вспоминал, что отец его, Иван, будучи человеком грамотным, вёл дневник в большой амбарной книге, где записывал по мере возможности сделанное за день – откуда и сколько тёса вывезено для строительства нового сарая, сколько аршин ситца куплено на ярмарке и прочие мелочи жизни, такие обычные для того времени, и такие интересные для современного читателя. Особенно, если этот читатель – прямой потомок того, кто писал дневник. К великому сожалению деда, после смерти его отца амбарная книга за «ненадобностью» была пущена женщинами на растопку. Так что, за отсутствием письменных источников мне не остаётся ничего другого, как только полагаться на какие-то отрывочные воспоминания и рассказы родственников.

Однажды, например, будучи в гостях, я разговорился с дальней родственницей деда. Сейчас даже не вспомню, как её звали. Помню только, что упоминания о каких-то неведомых мне Дурышкиных изредка мелькали в разговорах моих стариков. Весь образ этой пожилой женщины, – а назвать её старушкой язык не поворачивался, – являл собой полную противоположность этой не слишком благозвучной фамилии. В её голубых глазах за стёклами очков читались ум и доброта. И вся она, хрупкая, маленькая, с высокой шапкой седых, аккуратно уложенных волос в скромном бордовом костюмчике, казалось, излучала какой-то невидимый добрый свет. Оказалось, что она хорошо знала всю нашу семью и даже не раз встречалась со мной. Правда, было это, видимо, в те годы моего детства, когда я мог отчетливо различать и запоминать среди многочисленных наших гостей только военных с блестящими медалями и погонами, или музыкантов, которых я совершенно искренне считал волшебниками. Так вот эта милая женщина сильно пополнила мои знания о многочисленных родственниках деда о сложном переплетении родственных связей, которые, впрочем, вряд ли заинтересуют читателя. Главное, что я от неё узнал, так это имя своего прапрадеда, того самого, что получил прозвище «Горох». Звали его Еремей. И именно его я должен считать самым давним корнем родословного дерева Гороховых. Ибо никаких сведений о его предках, мне узнать не удалось. И ещё, что мне удалось узнать из того давнего разговора, – это звучное имя или прозвище моей прабабки – «Аксинья из Заболотья». Именно её, уроженку соседней деревни Заболотье, взял себе в жены один из сыновей Еремея – Иван. И вот они-то – Иван и Аксинья – стали родителями моего дедушки, а также двух его братьев и трёх сестёр. Вот, собственно, и всё родословное древо предков деда Ивана. Многие корни, ветки и листья на нём отсутствуют, и потому оно выглядит корявым и поломанным, будто над ним буря пронеслась. Что поделаешь! Отчасти оно так и есть, если вспомнить историю России двух последних столетий.

Что же касается биографии самого деда и его собственной семьи, то тут я осведомлён немного больше.

Малой родиной Ивана была небольшая деревенька Орехово Владимирской губернии. Я долго пытался найти это название на современных картах. Но все мои усилия были тщетными. На старых, дореволюционных картах деревня была, и величали её по-разному – то Орехово, то Орехи. А на современных она попросту пропала. И я долгое время думал, что деревня эта, подобно многим селениям в средней полосе России, обезлюдела и растворилась в бурьяне и чертополохе. И вот лет пять назад я с друзьями решил посетить родные места моих предков. Целью поездки была родная деревня моей бабушки – Дубнино, которая, в отличие от Орехова, присутствует на всех картах. Свернув с шоссе, соединяющего Киржач и Покров, в большое село Трегубово, мы остановились, чтобы уточнить дальнейшее направление движения и постучали в первую приоткрытую калитку.

Из дома вышла приветливая пожилая женщина с маленьким внуком, вцепившимся в подол её халата, и в ответ на наши расспросы подробно рассказала нам, как лучше проехать в Дубнино, заранее предупредив, что лучше бы нам успеть до дождя. Потому как, если развезет, то по лесной дороге и на тракторе не добраться. Поблагодарив, мы уже стали закрывать за собой калитку, как вдруг что-то остановило меня. «Чем черт не шутит? Дай-ка, спрошу?»

– А не подскажете, есть ли тут поблизости такая деревня – Орехово?

– Есть, конечно, куда ж ей деться? – ответила женщина, удивленно округлив глаза.

– То есть, как? – у меня аж дыхание перехватило, – Где же она?!

– Как это где? Да вот тут она и есть! Мы же с вами – в Орехове!

– ????

– Просто в семидесятые годы у нас уже мало дворов осталось, а Трегубово наоборот – разрослось, и нас к нему присоединили. Но мы-то местные знаем, что вот эти улицы и вон те, что пониже – это Орехово.

Надо ли вам говорить, какие эмоции захлестнули меня? Я чувствовал себя Колумбом! Да что там Колумб! Я же нашел столь дорогой для меня маленький осколок «Атлантиды», затонувшей в холодных водах людского забвения, кусочек той самой «Аргуновской цивилизации». Ведь деревенька Орехово входила когда-то в Аргуновскую волость.

В семье Ивана Еремеевича и Аксиньи Ивановны (дедовых родителей) все мужики, разумеется, становились плотниками, столярами или краснодеревщиками. Дед уже с десяти лет начал обучаться мастерству у отца и старших братьев, и даже ездил с ними в Москву и другие города, если это не мешало учёбе. Об этом он рассказывал мне сам. А что касается его учёбы, то вот передо мной документ, напоминающий афишу размером больше, чем два листа писчей бумаги. Внизу по углам портреты Гоголя и Пушкина, а наверху посередине три овальные рамочки, содержимое которых аккуратно кем-то вырезано. Рискну предположить, что в средней рамке был двуглавый орёл, а с двух сторон от него были портреты царя Николая II и царицы Александры Фёдоровны. В этом документе со старорежимными «ятями», который называется «Свидетельством», написано следующее: «Покровский Уездный Училищный Совет сим удостоверяет, что Горохов Иван Иванов сын крестьянин дер. Орехи Овчининской волости Покровского уезда Владимирской губернии, рожд. в нояб. 1901 г. отлично окончил курс учения в Трегубовском народном училище.

Выдано апреля 28 дня 1915 года»

Далее идут подписи Председателя Совета, Инспектора народных училищ и членов Совета. Рядом с Пушкиным – печать Покровского училищного Совета, сильно побледневшая и, я подозреваю, не столько от времени, сколько потому, что в середине её простирал когда-то свои крылья всё тот же двуглавый орёл. Сейчас можно над этим смеяться, но в то время, видимо, спокойнее и «логичнее» было сказать, что ты в Советскую Россию с неба свалился, чем признаться, что жил при царе и имел какие-то документы с царскими гербами и портретами. Народные училища были двухклассные и четырёхклассные. Дед закончил четыре класса. В 1915 году уже шла война, а через два года одна за другой грянули две революции. Но события большой политики обходили Ивана стороной, пока не наступил год 1920.