Марк Аксенов - Семейная хроника «Царя Гороха». Часть 1. Предки

Могильщик Могильщика

По Карлу Марксу пролетариат должен был стать «могильщиком буржуазии». В реальной жизни этого не произошло. Пролетарии по сей день худо-бедно, а чаще совсем неплохо сосуществуют со своими работодателями. Иногда, правда, устраивают забастовки, или митинги, но, как говорится, милые бранятся – только тешатся. Настоящими же могильщиками буржуазии были и остаются революционеры. И первым среди них не на словах, а на деле стал наш Владимир Ильич Ленин.

Весной 1924 года мой дед принимал участие в строительстве мавзолея В. И. Ленина. Не того, отделанного гранитом, который мы видим на Красной площади сейчас, а деревянного. Он был вторым по счёту. Первый, наспех сооружённый сразу после смерти Ленина, был тоже деревянным и представлял из себя куб, увенчанный небольшой ступенчатой пирамидой. Второй вариант был уже довольно похожим прототипом нынешнего, но тоже из дерева. Сейчас в Интернете можно найти фотографии, сделанные во время его строительства. Рассматривая их, я всё пытаюсь отыскать среди плотников, работающих молотками и пилами, или просто позирующих перед камерой, молодого двадцатитрехлетнего паренька, коренастого и круглолицего в рыжих веснушках. Да где там! Даже, если он и есть на этих фотографиях, их качество не позволяет в этом убедиться. Но то, что мой дед Иван там работал, это точно. Это было одно из немногих событий в его жизни, о которых он мне рассказывал неоднократно. При этом на лице его возникала свойственная ему саркастическая улыбка. Дед не был коммунистом и был далёк от всякой патетики. Насмешливость, ирония, сарказм были частью его мировосприятия. Естественно, насмешка эта проявлялась в основном дома. Даже в шестидесятые насмешка над основоположниками была чревата. Так вот сейчас по прошествии лет я думаю, а не была ли эта его улыбка реакцией на некоторую иронию судьбы, которую он чувствовал, но никогда не решился бы озвучить? Советская власть превратила его из крестьянина, в пролетария, который по Карлу Марксу должен был стать «могильщиком буржуазии», а он, (Вот поди ж ты!) оказался в каком-то смысле могильщиком её главного могильщика.

Я уже говорил, что дед, как и все «Горохи» был редкостным молчуном. Из него все сведения приходилось вытягивать силой. Поэтому всё, о чём я сейчас расскажу основано преимущественно на документах деда, – солдатских книжках, справках – и на той информации, которая находятся в открытом доступе в Интернете.

До ноября сорок первого года дед служил в войсках МПВО (Местной противовоздушной обороны) Москвы, которые подчинялись Наркомату внутренних дел. Это был период интенсивных воздушных налетов фашистских бомбардировщиков на Москву. Далее деда направили служить в Отдельный пулеметный батальон, принимавший участие в обороне Москвы. Мне всё-таки удалось вытянуть из него, что он был командиром пулемётного расчёта, и я с гордостью рассказывал своим друзьям во дворе и в школе, что дед стрелял из пулемета «Максим» по фашистам. Как и все мальчишки, я спрашивал его – А сколько фашистов ты убил? Да кто его знает? – отвечал дед, -Разве там в бою посчитаешь? Служба была прервана болезнью. Дед рассказывал, что несколько раз перенес в тяжелейшей форме воспаление легких. Здоровье ему сильно подорвал польский плен. После лечения в госпитале в Архангельском зимой сорок второго дед попал в район так называемого Ржевского выступа, где воевал в составе Брянской Пролетарской стрелковой дивизии.

О боевом пути этой дивизий, первоначально сформированной из рабочего ополчения Брянска, в интересующий меня отрезок времени, я прочитал следующее:

С сентября 1942 года по март 1943 года дивизия вела оборонительные бои на правом фланге Западного фронта, на Ржевско-Сычевском направлении. Это были упорные бои местного значения, в которых воины соединения показали образцы мужества и героизма.

Только недавно наши историки осмелились объединить эти «бои местного значения» и отдельные наступательные и оборонительные операции в районе Ржева в одно понятие – «Ржевская битва». Хотя немцы в своих мемуарах давно уже называли это кровопролитное сражение, длившееся с переменным успехом полтора года, не иначе, как «Ржевская мясорубка». Ведь и по длительности, и по количеству потерь с той и с другой стороны Ржев мало в чём уступал Сталинграду. Известно, что среднее «время жизни» рядового пехотинца в период жестоких боёв в Сталинграде составляло полтора дня. По Ржеву пока что такой статистики нет. Но, когда я смотрю материалы об этом сражении, когда я читаю, что за четыре года войны личный состав нашей пехоты трижды «обновился» почти полностью, я понимаю, что деду крупно повезло, когда в феврале сорок третьего он был тяжело ранен.

Несколько месяцев дед лечился в эвакогоспитале в Свердловске. Там, кстати, была сделана единственная его фотография за всю войну. После госпиталя он какое-то время служил командиром отделения в запасной стрелковой дивизии, а в конце войны был и вовсе демобилизован, и военный фронт сменился для него фронтом трудовым. Потомственный плотник Иван Горохов был направлен на восстановление разрушенного войной Ленинграда. Об этом говорит его рабочая книжка конца войны, которая так и называется – «Книжка участника послевоенного восстановления Ленинграда».

Приезжая в Питер, я всё время останавливался в Невском районе, а в последнее время – недалеко от улицы Седова, на которой с давних пор живут родственники бабушки. Мне часто приходилось бродить по этой улице и по её окрестностям от проспекта Елизарова и до улицы Полярников. И каждый раз какое-то совершенно непонятное чувство охватывало меня при виде этих обычных домов постройки 50-х, 60- годов прошлого века, заслоненных от шумной проезжей части рядами высоких ясеней и тополей, при виде старых кирпичных стен заводских корпусов, возле одного из которых замер на вечной стоянке черный паровоз с красной звездой. Мне казалось, что причиной тому могут быть мои детские воспоминания о первой поездке в Ленинград в 1960 году. Но вот, открыв упомянутую ленинградскую рабочую книжку деда, я, кажется, понял причину своей симпатии к этому району, а, может быть, и какого-то особого «расположения» самих этих улиц и домов ко мне. В графе «место работы» был указан Ленинградский вагоноремонтный завод, который находится как раз на улице Седова, почти напротив того самого черного паровоза… Видимо, есть на земле места, которые безо всяких мемориальных досок и монументов умеют хранить в себе память о людях и событиях и открывать её тем, кто может быть к ней причастен и неравнодушен.