Дима Керусов - Джерри, Тыква, Нострадамус и другие жители села Васильевское

– Прикинь – рассчитывали поболтать, а получилось со штампом в паспорте…

– Любите вы, люди, поболтать… Идиоты…

Джерри отошёл в другой конец комнаты, улёгся на пол, как он любит делать – скрестив передние лапы и положив на них морду… Улёгся и забурчал себе под нос:

– Болтовня никогда не начинается – она только продолжается… У болтовни нет начала и конца. Болтовня – как ответ выученного урока прилежным школьником. Их научили разговаривать, и они разучились доверяться чувствам! Теперь им слова важнее чувств, потому что за слова дадут с полки пирожок, а за чувства ничего никому не положено…

Вот такое утро случилось у нас в середине ноября… Дождь не то чтобы лил… даже не шёл – он топтался без остановки каплями, стекавшими с крыши.

Осень…

– Джерри, я тебя ошень люблю…

– Кончай шепелявить, послеинсультник…

– Знаешь, в чём наша разница?

– Между мной и тобой, Джерри?

– Нет… Между мной и им…

– Им? Кто этот загадочный «Им»?

– Я знаю твои грехи и не замечаю их, потому что хочу видеть в тебе ангела… А он… Он знает твои грехи – они у него записаны – и он позволяет тебе жить так, как тебе хочется, но постоянно напоминает – «я знаю твои грехи… я помню твои грехи – они у меня все записаны»…

– Джерри… ты…

Мы долго шли молча… и я пытался осознать мысль Джерри…

Наконец, мы дошли до речки Петь, спустились под мост, и Джерри освободил меня с поводка, чтобы похлебать проточной воды… Петь обмелела и весело бурлила между камней, бывших когда-то подводными…

Нахлебавшись и осмотревшись – он любит осматриваться, там… с бережку видно далеко вверх по течению – Джерри вернулся ко мне и посмотрел на меня…

Странно… Когда Джерри на кого-то смотрит, он всегда смотрит в глаза… Он не смотрит ни на руки, ни на ноги – он смотрит в глаза.

– Джерри… я хочу быть как ты… Я хочу видеть ангелов… Чувствую, что я знаю всё, но мне не хочется знать – пусть память моя и держит в себе это всё – я хочу видеть ангелов, Джерри…

– Главное – не дай себе запудрить мозги убеждённостями… Это так просто – приоткрыть дверцу в мир и радостно убедить самого себя, что она единственная…

– Уже знаю, Джерри… Но ангелов так много… Они одиноки – каждый сам по себе – но их много… Их сомнения спасают от убеждённостей… Они радуют вопросами и учат улыбаться бессмысленностям ответов… Я хочу видеть ангелов, Джерри…

– Понимаю… Пошли?

И мы поднялись на мост…

Я уселся на обочину к перилам…

– Зачем?

– Помахать рукой, Джерри…

– А я буду лаять на машины – не люблю машины… они рычат так непонятно… Когда они несутся на меня, я становлюсь таким же зверем и лаю, чтобы спастись… А когда они проносятся мимо и уносятся от меня, я лаю, потому что спасся…

– Не бери в голову, Джерри, все эти машины несутся мимо нас с тобой… Мы – на обочине… Их дорога – мимо нас… Им нет выбора – они привязаны к дорогам, которые тащат их… Они – машины – нам только мельком… Сложно разглядеть в машине человека… Ещё сложнее увидеть в человеке ангела… Я хочу видеть ангелов, Джерри… Не всегда это получается, но я машу им – может, они, ангелы – заметят меня…

Машины у нас тут редки… Они есть, но их мало – не Город, небось… Город – далеко…

Мне, Джерри, рассказывали про человека, изгонявшего бесов… Он, типа, видел человека и видел беса в нём… Ругался с бесом и, типа, изгонял его…

– Не верю… Когда я лаюсь с бесами-машинами, я выпускаю своих бесов… С бесами лаются только бесы… Они сидят в каждом… Если в тебе не сидят бесы, то как ты защитишь своих ангелов?

– Не хочу об этом, Джерри… Хочу видеть ангелов…

– А знаешь, у нас с тобой, в отличии от машин, есть выбор… У них один горизонт, а у нас – множество…

– Хочу видеть ангелов, Джерри!

– Хороший знак!

– Кто сказал?

– Я!

Блин! Мой пёс Джерри – собака…

Не… ну… он-то, конечно, пёс… но та-а-акая собака!

Чего он мне тут намедни удумал… Мы-то с ним не разговариваем – он не умеет – мы друг другу думаем… Наверное, телепатическая связь, но я в научных терминах не силён, поэтому их опасаюсь… на всякий случай… чтобы впросак не попасть – в просаке неуютно как-то – потому и говорю запросто, как чувствую – думаем мы друг другу…

А, впрочем, ты же знаешь, что мы с ним думаем друг другу… Чего я тебе объясняю? Как в первый раз… Я ж тебе рассказывал… и забыл, что рассказывал – склероз…

Так вот… чего он мне тут удумал…

Мол, власть, она такая штука, что всех человеков по отношению к ней можно разделить на два типа – одни власть откровенно не любют, а другие пресмыкаются только… ну… делают вид, что… ну… чтобы там… ну… чтобы выгадать чего-нибудь… а на самом-то деле, мол… завидуют просто денежному удовольствию…

Я с Джерри не согласился.

Я с ним конкретно не согласился…

Ведь есть же люди, которым всякие там начальники нравятся… Есть и такие люди!

И знаешь, как он меня припёр?

Он мне вопросец сходу и прямо в лоб – «А кто? Назови!»

Тут я и растерялся.

Кого назвать?

Начал я ему перечислять героев телесериалов, а он только на спину валится, лапами за живот хватается и «гы-гы-гы»… мол, ты мне-то лапшу на уши не вешай – по телевизору только сказки показывают… выдумывают, как им хочется – всё не так…

Ну… начал я ему всяких политиков и депутатов перечислять – они по телевизору так убеждённо говорят…

Он опять своё – «гы-гы-гы» – мол, телевизор, это тебе не жизнь и не похоже даже уже – лапша сплошняковая…

Ну, кого назвать?

Соседка баба Галя, она проскакивает мимо вопроса – ей всё пофигу… ей бы только на свою пенсию выжить…

Ну, кто?

Вот кто властей любит?

Ты мне не поможешь?

Подскажи, если вспомнишь – уж больно мне хочется моему псу Джерри его мокрый, чёрный нос утереть.

Ну… подскажи…

Бабу Галю я уже спрашивал… Она мне сказала сразу – «Я власти люблю! У нас власти хорошие!». Блин… но как-то так громко сказала… и озираясь вокруг… Больно искусственно у неё получилось, как у политологов доморощенных по телевизору, которые во всяких политических ток-шоу друг друга перекрикивают – засомневался я её провозгласительству…

Призадумался только… ведь, в сущности, все политологи – доморощенные… Ну как можно человека научить думать правильно? Только рублём… Подумает человек правильно, получит свой рублик и бежит домой через магазин сардельками и пивком затариваться…

Эх! Раньше, помнишь, сардельки были! Сейчас-то упаковка есть, а сардельки – лажа – бензоат натрия сплошной… А пивко? Помнишь, раньше-то пивко было! Три сорта – «Жигулёвское», конечно… «Рижское» и «Бархатное» какое-то… иногда… Но всё – натуральное – с удовольствием… А сейчас сто сортов, а все – вода мыльная только… Они даже ихний «Кронненберг» бадяжить приноровились…