Лидия Зимовская - Улыбка сквозь трамвайное окно

Переубеждать было бесполезно. Характерец у парня еще тот. За то, что в армии его будут обижать, я не боялась: за себя он постоять умеет, да и в секции боевых искусств много лет занимался. Но не дай Бог, в Чечню отправят. Через полгода учебки попал во Владикавказ, а там ведь совсем близко. Я писала сыну: «Не смей проситься в Чечню». А он отвечал: «Ну, что ты, мама, наша служба не пыльная, охраняем склады. Погода тут чудесная, абрикосы, персики. Курорт, не то, что у вас на Урале. Хотя по дому скучаю». И так во всех письмах: тепло, фрукты, курорт. А как разберешься, откуда письмо, когда на конвертах один только номер полевой почты?

Однажды вечером прибегает соседка, спрашивает:

– Ты видела, вашего Виталика по телевизору показывали. Привезли раненых из Чечни в наш госпиталь, прямо у самолета журналисты их и снимали.

А я местные новости не смотрела, готовила ужин на кухне. Говорю:

– Да ты обозналась, наверное.

– Нет, – говорит. – Точно Виталик. Его так долго во весь экран показывали, на носилках лежал.

Я в слезы. А она:

– Чего ревешь-то? Раненый ведь, не убитый.

Муж был в командировке. Я все бросила и в госпиталь поехала. Пока добралась, там все закрыто. Еле до дежурного достучалась. А у него списка вновь прибывших еще не было. Так и не узнала, там Виталик или нет. До утра возле проходила. А там уж выяснила, действительно, привезли его вчера вместе с большой группой раненых и сразу прооперировали, он в реанимации. Как мне удалось убедить главврача, чтобы меня к нему пустили, не знаю. Только проснулся он, а я уже рядом.

Ранило его в живот, когда на зачистке Грозного были. Их БМП подбили. Стали вылезать из машины, ранило лейтенанта. Виталий вернулся за ним, уже почти до подвала разрушенного дома дотащил, рядом граната взорвалась. Осколками живот изрешетило. Очнулся в полевом госпитале, там наскоро сделали операцию, да неудачно, уже тут, у нас, снова резали. Главврач говорит, повезло, с такими ранениями выживает один из тысячи. Вот так в общих чертах. Подробности он мне не рассказывает, отшучивается: «Что прошло, то быльем поросло».

Потом, когда Виталия уже в палату перевели, я его упрекнула:

– На каком же хорошем курорте ты, сын, служил?

– А что тебя было расстраивать? Ночей бы не спала.

– Не послушался, сам попросился на войну?

– Прости, мама, сам.

Потом еще было несколько операций. Там, в госпитале, и узнал Виталик, что наградили его орденом Мужества. Скоро уже выписывают.

– Ты сейчас куда? – спросил Саша.

– В госпиталь, к сыну. Теперь у меня одна дорога.

– Так я тебя подброшу.

– Подбрось. Давно я на такси не каталась.

По дороге Саша вдруг сказал:

– Когда мы с Татьяной разводились, я подумал: а вдруг у тебя с мужем не заладилось и ты свободна. Потом просто очень хотелось увидеть тебя. Но не знал, здесь ты живешь после университета или уехала.

– Так ведь очень просто было узнать в горсправке.

– Но я не знал твою фамилию по мужу.

– Я не меняла фамилию. Мы с девчонками, заканчивая школу, пообещали друг другу: если кто-то станет знаменитостью: артисткой, писателем или журналистом – не менять фамилию, чтобы мы сразу поняли, кто эта знаменитость. Сейчас понимаю, ребячество. Я долго мечтала перейти на работу в газету или на телевидение, но так и преподаю всю жизнь в школе. И знаешь, не жалею. А вот фамилию, когда выходила замуж, оставила свою. У сына отцовская фамилия – Ковалев.

– Слушай, так это о нем писали недавно в областной газете?

– О нем.

– И как я не догадался, когда ты сказала об ордене?

Такси остановилось у госпиталя. Саша предложил:

– Я тебя подожду. Потом отвезу домой.

– Не надо. Я долго пробуду, – сказала Лариса. Потом спросила:

– Как мама?

– Скучает без дела на пенсии. Даже внуки выросли и уже не о ком заботиться.

– Передавай ей привет.

Вообще-то ее зовут Нина, Нина Скворцова – обычные имя и фамилия. А Нинель – это скорее прозвище, которое приклеилось к ней еще на первом курсе университета, потому что держалась Нина чрезмерно высокомерно; когда была чем-то недовольна, на лице изображала презрительную гримаску. Одним словом, Нинель. На самом деле, она оказалась нормальной девчонкой, умела дружить, иногда жертвовала собой ради подруг. И все-таки иначе как Нинель ее теперь не звали.

Не скажешь, что Нинель была красива. Но если хотела, она становилась необыкновенно привлекательна. Часами могла удерживать внимание к себе даже в большой и незнакомой компании, потому что была начитанна, умна, могла поддержать разговор на любую тему, вовремя задать вопрос собеседнику. А ее деланное высокомерие на нужной грани, скорее неприступность и отстраненность, оставляли у новых знакомых желание разгадать ее, а значит, снова встретиться с Нинель. Круг знакомств ее был широк. Но подруг, настоящих, с которыми могла поделиться всем самым сокровенным, всего три: одна школьная и две университетских – еще с первого курса, среди них и Маша, которая самой первой выскочила замуж. И правильно сделала: муж ее был отличный парень, пара – позавидовать можно.

Училась Нинель легко. После каждой сессии в ее зачетке появлялся новый лист, заполненный в основном «отл.», реже «хор.». До красного диплома она чуть-чуть не дотянула, но распределение получила отличное – в республиканское министерство культуры и укатила в Среднюю Азию. Одна из немногих выпускников ее курса Нинель сразу получила квартиру. Тогда ей многие позавидовали, потому что хороших мест предлагали немного. Но всех «прелестей» жаркой, с обилием фруктов и совершенно незнакомыми традициями республики не знал никто. Зато это быстро поняла Нинель. Она бы выучила язык народа, среди которого предстояло жить, и без труда, с ее-то способностями. Но душа ее сопротивлялась такой резкой перемене – от привычной жизни города в центре России к дикому и непонятному укладу чужого народа. И привычный к анализу ум диктовал: чем дольше она здесь пробудет, тем меньше шансов останется выбраться отсюда. И ровно через год Нинель вернулась домой, не отработав по распределению положенного срока. Причину для начальства в министерстве придумала элементарную: не переносит жаркого климата. И просимулировать эти недомогания перед местными врачами тоже не составило труда.

Квартира у родителей была просторная. Работу Нинель нашла легко. Подруги, которые жили здесь, обрадовались ее возвращению. Правда, все вместе встречались не так часто, как в студенческие времена. Но в день рождения Нинель в квартире ее родителей всегда было тесно от гостей. И почти каждый год появлялся новый человек: очередная подружка выходила замуж. Иногда всеобщее веселье прерывал детский плач из соседней комнаты: значит, кто-то из девчонок, не желая пропустить традиционную встречу у Нинель, ехал к ней вместе с ребенком, и неважно, месяц был малышу или год.