Денис Вепс - Тьма внутри нас

В конце концов мне надоел этот контраст, я все-таки как-никак обладал самолюбием, и однажды на свидании сказал ей, что пора бы прекратить нам так общаться. Она странно взглянула, словно я её ударил, а если точнее, отобрал любимую куклу, встала и молча покинула меня. Я ещё не осознал тогда, что навсегда.

Я злился первые три дня, потом жалел, потом мучительно корил себя за причинённую невинному сердцу обиду, потом репетировал речь раскаяния и наконец направился к ней.

– Дальше, как в дешёвом клипе. Ты, конечно, уже догадался, Арне, друг. Я к ней, а дверь мне открывает… Хенрик! Кто же ещё!

Я вошёл. Он всё же ещё был моим другом тогда. У них там свечи, розовое бельё в горошек, фильм – всё, как ты описывал, короче.

(Я вдруг понял, чем вызвала такое раздражение фантазия Арне о последнем дне перед концом света)

– Я вроде пробормотал извинение и вышел, будто меня бесы пинали к двери.

Они потом ещё долго были вместе. Он бросил её, когда она залетела. Она сделала аборт. Все так обыденно и скучно…

– Но, Арне, не думай, что всё так просто закончилось. После той неудачи жизнь моя пошатнулась, как пирамидка из карт – то там, то тут обвал. В себя я отказывался верить, многое стал отрицать, порой нанося себе умышленный вред. И вот вернулся я после череды неудач в наш городишко, в то кафе при вокзале. Гамбургеров тех я там не нашёл, зато нашёл Кэри – в переднике и за стойкой. Она обрадовалась мне, смотрела с каким-то отчаянным выражением в глазах, обняла, как за соломинку схватилась, щебетала, что вспоминала меня в последние годы каждый день, фантазировала, как бы все у нас сложилось, не будь Хенрика и поступи она иначе.

И я вдруг понял, что причина моих неудач вовсе не во мне. Она – в этой идиотской парочке, что внесла хаос в мою судьбу, нарушили ход моей жизни и даже не заметила этого. Они жили для себя, не видя, как разрушают меня. И тут, Арне, меня как молнией ударило – я понял, чего хотел все годы своего забытья. Я хотел их смерти, я хотел мести, хотел наказать их обоих, хотел остаться один без их отравляющего присутствия в этом мире.

Парень всё ещё пьяненько глядел на меня мутными глазами, но я видел, что ещё чуть и он полностью будет внимать мне. И я разорвал эту грань – я заставил его протрезветь.

– Конечно, мы переспали. На славу. Сбылась мечта этой тупой дуры – я был с ней. Она наверняка была уверена, что проснётся утром в моих объятиях или с чашкой кофе на своём заляпанном столике. Как же! Она проснулась одна, в давно остывшей кровати, а я уже посмеивался в это время по дороге в Берген – я ехал к этому придурку. Поздороваться. Поговорить. Объясниться. Позволить ему излить мне душу. Покаяться, так сказать.

Оказалось, такого известного человека как наш Хенрик – красавчик, найти можно было в любой паршивенькой газетёнке – он там мелькал в качестве директора какой-то фирмочки по изготовлению мебели. Наверняка отец помог – у самого Хенрика на такое мозгов бы не достало.

– Нашёл, в общем, я его через полчаса после приезда, но сразу, конечно, к нему не поехал. Приоделся, потратил все сбережения на ствол, нож с зазубренным лезвием – как для томатов, знаешь?

Я смаковал события, произошедшие со мной чуть более суток назад, а Арне, бедняжка, боялся дышать, слушая о моих приключениях.

– Не люблю, когда все просто, дружище Арне. Когда нож входит в человеческое тело как в масло, какой от этого кайф? Нужно чувствовать его ход, как он миллиметр за миллиметром рвёт плоть ненавистного тебе человека, продвигаясь медленно вперёд. Ты умеешь готовить, дружок?

В ответ – нервный кивок.

– И я умею. У меня матушка была знатным поваром в забегаловке напротив школы, где я учился. Я туда ходил обедать и все мне завидовали, потому что я никогда не платил.

– Так вот, дорогой Арне, чтоб ты представлял. Подобный нож входит в тело человека так же трудно, как если бы ты пытался порезать говядину поперёк волокон. Такой же треск распарываемой ткани, с натугой движущийся инструмент и ощущение такое же мерзкое. Будто ты виноват в смерти этой коровы. Будто готовишь стейк из ещё живого существа. Я, к слову, вегетарианец, а ты?

По его лицу я понял, что теперь он им точно стал.

– Но то корова, а тут был Хенрик. Так что я наслаждался, дрожа от восторга.

Ты в порядке, друг? Я всё последовательно хочу рассказать. Обещаю больше не скакать с места на место.

Быстрый затравленный взгляд. Кивок. Бледный он какой-то.

– Кроме ствола и ножа я купил себе стильный костюмчик, солнечные очки – ну ты их видишь, впрочем. Взял машину напрокат – свою-то так и не получилось купить и поехал на встречу к «дорогому приятелю».

– Хенрик вначале меня не узнал – наверное, из-за костюма. Но я думаю, он просто притворялся. Уж так это было наигранно – «Ой, Эрик! Как ты изменился! Сколько лет!» – и всё в таком роде. Я, безусловно, изобразил тёплую улыбку и с чувством пожал его холеную ладонь.

Затем наврал с три короба про свою процветающую компанию – так, для собственного удовольствия – и позвал его пообедать, как истинный друг и джентльмен.

Эта тварь мне отказала, представь? Я, говорит, работаю до утра и даже ночую в офисе, принялся мне расписывать, как хорошо у него идут дела, как много для этого приходится трудится, скольким жертвовать.

Я еле сдержался, чтоб не вмазать по его наглой самодовольной физиономии. Но нет, я взял себя в руки, пожал плечами, сухо пожелал ему всего хорошего и свалил.

Чтобы вернуться под утро – в его офис. Он ведь не врал, что ночует там – я видел в приоткрытую дверь кровать и ночной столик. Очень удобно, знаешь ли, когда нет семьи, так вот жить.

Тебе дальше интересно, Арне?

Я вновь обратился к парню. Он вздрогнул от неожиданности и опять молча кивнул. Бесит уже! Хоть слово скажи, тупица!

Рассказывать даже не хочется. Ошибся я в тебе, старина Арне – ты просто сопливый трус.

– В общем, вернулся я в холл его компании далеко за полночь и попросил охранника доложить обо мне, сказал, что дело неотложное, жизненной важности.

Что оставалось делать Хенрику? Он ждал меня с этакой удивлённой улыбкой. Ещё не ложился, по всей видимости.

– Я хотел сразу всё закончить, но любопытство, моё врождённое любопытство не позволило мне просто врезать ему ножом в живот. Я сыграл захмелевшего бывшего приятеля, у которого не ладится жизнь и так нужен совет друга в эту тоскливую ночь.

Я уселся на диван в его кабинете, начал сбивчиво вспоминать юность и ненавязчиво так упомянул.

«Помнишь, мы встречались с ней? А ты потом её увёл. А зачем, кстати, Смитти?»

Он снисходительно мне улыбнулся и говорит: «Эрик, да ты выпил. Пойди, проспись. Кэри и не против была. Я позвал. Она пошла. Дружба дружбой, а самочки не в счёт.»