Владимир Кирпильцов - Дядюшка Дэн – по дороге на войну и обратно

Автор иллюстрации – Тыщенко Елена Петровна

В небольшом городке, называемом местными не иначе как Новоричка, найти эту странную женщину без имени оказалось несложно. Тем более для Артура Карловича – старого контрразведчика, опера-сыскаря с двадцатилетней выслугой лет.

Впрочем, придуманное операми полковнику «погоняло» ‒ Дядюшка Дэн ‒ как-то больше соответствовало его облику, чем собственное звучное имя. На рыцаря Артура из рода царственных Карлов плешивость и бухгалтерская внешность полковника не тянули. А привычка к скрупулёзной точности, по-китайски неукоснительному следованию занудливой цитатности приказов и указаний, всегда безнадёжно отстававших от реалий жизни, и вовсе вызывала зубовный скрежет у сослуживцев.

Тем не менее, Дядюшка Дэн своей аскетической преданностью работе и «доставучестью», (надо отдать должное – результативной), заслужил уважение среди сыскарей, но, увы, не их дружбу.

Про его личную жизнь мало кто знал. Но потому, как безотказно он ездил «на войну»… ‒ Да хоть – за границу! ‒ коротая бытие от командировки до командировки, можно было догадаться: что-то в этой ипостаси у него не складывалось. Да и то – как с таким сухарём сладишь?.. Хотя – что-что, но антитеррористические меры защиты группы российских войск, базирующейся по договору с одной из восточных стран за границей, были его профессионально объезженным до деталей коньком.

Так случилось, что Новоричку, где ему встретилась эта загадочная женщина, никак не объехать как перевалочную базу. Здесь его хорошо знали и военные, и гражданские как опытного сыскаря и контрразведчика, который уже немало и довольно результативно служил, получая боевые награды. Но… без особого продвижения по службе. Его больше устраивала небольшая группа оперов – специалистов по зарубежному терроризму, знающих своё дело, ‒ которой он и руководил по своим неписаным правилам. Зато – достаточно результативно.

Сама Новоричка стала с недавних пор для его группы последним рубежом готовности. Дальше – дорога и переброска контрразведчиков в группу войск за границей. Там намечена замена личного состава и техники с движением по горно-лесистой местности. По оперативным данным Дядюшки Дэна, главарь группы международных террористов Абурахман из одной из восточных стран – уже там. Значит, жди нападения на колонну. Как-то он себя проявит. А это – хоть небольшой ‒ шанс, при его скрытности, взять его живым.

А противник был силён – накопившаяся на границе масса умеющих и жаждущих воевать мужчин – боевиков из многих стран со своей верой в миссию очищения мира от «неверных», а по сути – просто от несправедливостей и бедности своей жизни. Там, в горной гряде, явственно прочерчивалась грань между миром и войной.

За много километров от той границы, в Новоричке, группа оперов Дядюшки Дэна останавливалась для уточнения деталей операции довольно часто. В группе ‒ опер по кличке Рейнджер, оправдавший свою кличку уже не одной боевой операцией. А опер Семирко… Ну, что тут сказать – да шустрее в деле розыска и оптимистичнее в самой затруднительной ситуации, пожалуй, не сыскать. В последнее время в этом городке приходилось останавливаться до уточнения всех деталей в таком рисковом деле, как розыск террористов… Дядюшка Дэн не раз сюда заезжал.

Но эта женщина, танцующая какой-то варварский танец на кургане в прошлой поездке, не выходила из головы. Потому… На этот раз он, оставив дела на своих оперов, искал ту одинокую танцовщицу из далёкого прошлого мира, которую случайно и мимолётно увидел в прошлую поездку. Он и сам не понимал – почему его притягивало это такое яркое выражение чего-то от непознанной силы выживания древних предков – утраченного, но будто возвращённого из тайн этого кургана варварскими, но такими завораживающими телодвижениями странной незнакомки?

– А-а, так это ж Аглая! – почти каждый встречный реагировал на вопросы Артура Карловича одинаково. Насмешливое: «Кто ж её не знает, эту учителку истории, танцующую на древних сарматских курганах?» ‒ с ухмылкой скользило к: «Она на этих сарматах…» Дальше всё подразумевалось легко.

И ему показывали дорогу вдоль старых одноэтажных домиков, с очень похожими палисадниками, двориками с беседками и навесами, увитыми виноградом или хмелем прямо перед крыльцом. За ними ‒ небольшие садочки из вишен, яблонь «Белый налив» и абрикосов, прикрывавших ветвями просторные огороды и какие-то строения на задах – курятники или сараи. Третье тысячелетие ещё не пришло сюда со своими евростандартами.

Домик Аглаи ничем особым из этого ряда не выделялся, если бы не цветочный палисадник. Он уступал выпуклой яркой ядрёности сельских «придворных», а вернее – «прикалиточных» цветочных насаждений, но неизменно приковывал взгляд прохожего странной смесью неярких цветов среди покрытых разноцветными мхами валунов, изящных колосков и стеблей, увитых ползучими и мягкими, как бахрома, травками и папоротниками.

Аккуратно выструганный ажурный заборчик давно требовал мужской руки, впрочем, как и детали резного крыльца, и старинные двери с резьбой по дереву, с металлической стёртой ручкой-кольцом, изображающей голову мифического грифона.

Дядюшка Дэн прошёл к крыльцу и постучал в дверь этим замысловатым тяжёлым кольцом, отчего она, скрипнув, сама открылась. Пройдя через небольшую прихожую в гостиную, он остановился, заворожённый тихим сумраком комнаты, любовно хранившим здесь старинную размеренность бытия.

В углу слегка раскорячилась на гнутых ножках старая, проеденная жуками, но сохранившая следы женской заботы развалюха-этажерка с потрёпанными книгами: Геродот, Карамзин, Спиноза, Блаватская, Аврелий Виктор и ещё какие-то, названия которых Артур Карлович не разобрал. Книг немного, но почти все старинные. Может, ещё начала века. Брюсов, открытый на страничке романа, описывающей какой-то потусторонний шабаш ведьм на лысой горе, лежал сверху стопки.

Каким-то образом это ассоциировалось с хозяйкой – той самой незнакомкой на кургане, со странным впечатлением – до жжения в спине – от её пристального, чуть насмешливого взгляда. Он обернулся – мелькающие тени пронеслись по задней стене… Глухой стук падения за окном… Скрип входной двери – и никого…

Не женщина, а привидение.