Петр Мельников - Ну как же себя не обожать?!
- Название:Ну как же себя не обожать?!
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:2020
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:978-5-996512-24-9
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Петр Мельников - Ну как же себя не обожать?! краткое содержание
Ну как же себя не обожать?! - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Тем утром Елена Алексеевна спустилась на первый этаж за газетой, дверь захлопнула, но забыла взять ключ. Когда вернулась, подумала, что муж в дальней комнате и решила постучать сильнее. А Николай Петрович стоял с другой стороны двери. Тут-то он и решил, что жену уже взяли внизу и барабанят, чтобы забрать и его. Испуг, ужас – вот оно! – был так велик, что он бросился в дальнюю комнату, в один момент настежь распахнул окно, которое из-за какой-то неполадки ни разу не открывалось со времени ввода дома в эксплуатацию. Так академик в свободном полёте и спасся от ЧК, ГПУ, НКВД, ии КГБ вместе взятых. Отбоялся. На Новодевичье кладбище «кожаные куртки» за ним не придут. Правда, какое-то время их ещё будут подвозить на покой.
Если кто-нибудь из тех, кто прочтёт только что написанное, сподобится погулять по этому кладбищу в Москве, у меня нижайшая просьба. В центральной части, где выставляют гроб для прощания, по левую сторону стоит памятник Николаю Петровичу Сажину. А в цоколь этого памятника с левой стороны вцементирована мраморная дощечка с именем Елены Алексеевны Скрябиной. Мне нынче туда из заморских стран добираться далековато. Положите от меня цветы. Царствие им небесное, а нам поминки.
(На факультете партийная гадина сказала мне:
– А он подумал о том, что будет говорить об этом «Голос Америки»?
Я ей бросил:
– Явно подумал. Иначе бы не выбросился.)
Безбалетный театральный период длился у меня больше двадцати лет, когда, наконец, стало невмоготу. Но к тому времени академической книжечки с бронью уже не существовало и надо было как-то выкручиваться. Я решил просто поехать в Большой и выпросить билет. Вошёл в центральный подъезд и откуда-то из зашторенных глубин сразу возникла капельдинерша. У них там такой помпезный вид, будто они не капельдинерши, а девственные весталки при храме. Разве что весталкам не положено иметь животов.
Откуда-то издали слышалась музыка и вокализы. Я сказал, что вот – кровь из носа – мне нужна пара билетов в балет. Весталка оказалась любезной и говорливой. Порекомендовала поклянчить в дирекции, у Нины Дмитриевны, «которая всё может». Посетовала, что нельзя пропустить меня прямо в дирекцию через весь театр, поскольку в Бетховенском зале идёт спевка, а в Большом зале – репетиция «Хованщины».
Я направился на Петровку, где есть два боковых действующих входа: тринадцатый, ведущий вниз – для оркестрантов и четырнадцатый – директорский, прямо напротив парадных дверей Мосторга. Навстречу поднялась ещё одна монументальная капельдинерша. На этот раз, при упоминании Нины Дмитриевны и при оценочном взгляде на новенькую шапку из чилийской нутрии, меня с полупоклоном пропустили в небольшое фойе, где располагалась вешалка, а на ней в ряд – роскошные меховые шубы. Нутрии удалось сходу включиться с ними в тональность. Ясно, что визитёры тут были не из простых.
Это тотчас же подтвердилось тем, что по изящной лестнице чугунного литья с антресольного этажа взяла спуск громоздкая блондинка. Вблизи она оказалась Софьей Головкиной, директрисой хореографического училища при Большом театре, она же Сонька-коммунистка.
Это хуже, чем повстречать бабу с пустым ведром перед началом важного дела. Она и без ведра была редкой стервой, своими лошадиными зубами держалась за власть и этими же зубами вгрызалась в неугодных. Это под её руководством московскую балетную школу едва не уморили.
Презрительное определение «кляча» по отношению к социально беспородным ученицам было самым нежным из её эпитетов. Знаю о чём говорю, несколько раз с ней сталкивался, и даже горжусь тем, что нахамил, назвав её топорной балериной. Боже, как злобно она визжала, какими лубянскими карами только не угрожала, но это уже другой разговор. Однажды Майя Михайловна Плисецкая простенько и надолго ославила Головкину: «Пируэты и шене она крутила криво, но, как Пизанская башня, не падала». Технически говоря, для этого надо обладать большим мастерством: вращаться под углом не только неэлегантно, но куда сложнее, чем в требуемом вертикальном положении. Патологический момент вращения. Были и другие высказывания в кулуарах: «Из Головкиной балерина, как из собачьего хвоста – сито». В тот момент эта Пизанская башня, слава богу, прошлёпала к своим соболям. Тогда мы ещё не имели несчастья быть знакомыми.
Тем временем я по той же лестнице поднялся наверх в помещение директорской аванложи, обставленной антикварной мебелью, с тёмно-красным штофом по стенам. Надеюсь, что этот импозантный интерьер после капитального ремонта они восстановили. Между тем, искомая Нина Дмитриевна, секретарь директора, курила и беседовала с каким-то важным господином. Мне предложили присесть и я всё выложил насчет потребности снова приобщиться к спектаклям Большого. Говорил много, проникновенно и сбивчиво. Даже поймал себя на выраженном маниакальном поведении. Но, как оказалось, для вящей убедительности такая манера держаться как раз оказалось к месту. Большой театр – тоже театр. А в театрах обычай обняться, поцеловаться, поговорить, потараторить, словом, «красивой пустошью плодиться в разговорах». Поток лишних, ханжеских слов успешно заменяет искренность. Не зря сбор труппы осенью называют Иудиным днём. «Ах, дорогая» – в лицо и с поцелуем. «Чтоб ты сдохла» – про себя. Но это мимоходом.
Человек (который, как я потом выяснил, был худруком оперы) быстро заключил мой дискурс:
– Видите ли, сюда являются и начинают с рассказов про любовь к музыке. Её нужно чем-то подтвердить. Что вам больше нравится, опера или балет?
– Балет.
– Значит, не жалуете оперу?
Я стал извиваться ужом:
– Ну, не то, чтобы не жалую. Отношусь к ней прохладнее.
– Уже неплохо. Нина, как нам проверить хореографические познания балетомана?
Нина сбросила пепел в пасть фарфоровой лягушки, которая служила пепельницей, и повела себя скромно:
– Это уж вам виднее. Моё дело – препровождать гостей в ложу и гасить склоки.
– Не только. Ещё распределять бронь.
– Тоже правда. Но решать-то вам.
– Не скромничай. Решает тот, кто предлагает решения. Давай устроим любителю экзамен.
Мне стало худо. Никаких музыкальных познаний у меня нет. Моё дело – смотреть и слушать, как у Нины Дмитриевны – распределять билеты и держать улыбку при появлении именитых посетителей.
Из этого состояния меня вывел вопрос новоявленного экзаменатора:
– Согласны?
Куда мне было деться?
– Что делать? Согласен.
– Тогда так. Я открою вот эту дверь в директорскую ложу. В зале, прямо под ней идёт оркестровая репетиция. Через двадцать секунд я закрою дверь и вы мне скажете, что это за спектакль.
Поскольку всё происходило на антресолях, провалиться сквозь землю было трудно. Разве что на первый этаж. Я уже был готов отправиться восвояси, но мой экзекутор был готов отворить дверь в зрительный зал. Нужно было как-то выиграть время. Я сказал твёрдо:
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: