Дара Мун - «ФЕВРАЛЬ» и другие истории

А наутро её перепачканная грифелем рука разжалась, карандаш выпал и закатился куда-то под диван. Виви была опустошена, словно бутылка из-под французского вина после ужина.

Трясущимися руками она собрала разбросанные по столу изрисованные листы – дом с дырой в полу, тёмный лес, птицы, воздушные шары, профиль человека с грустными глазами, лицо девушки с глазами потухшими.

Всё это было слишком . Слишком для неё. Откуда оно взялось? Или оно всегда было внутри? Виви спрятала рисунки подальше, потому что чувствовала, что они способны разрушить её крохотный мирок, и заспешила на работу, привычно собирая волосы в тугой хвост на затылке.

Жизнь пошла дальше – обычная, размеренная, рутинная. Виви никогда больше не вспоминала ни о книге, ни о рисунках. Вспомнила только сейчас, когда минул год, а февраль расположился не только за окном, но и на её диване.

– Ведь я тоже могу быть уютным месяцем, правда? – прервал молчание Фев, глядя на гирлянды под потолком, которые он соорудил. – Это же не сложно – создать себе уют своими руками вместо того, чтобы роптать на погоду за окном?

– Возможно, в последний месяц зимы люди уже выдохлись и ждут, что придёт кто-нибудь и позаботится о них, – сказала Виви, и мгла воспоминаний исчезла из её взгляда.

Она пересекла гостиную и присела на диван.

– О нет, зима тут не при чём, – возразил Фев, приподнимаясь на локтях. – Это лишь дело привычки – люди привыкли ждать, так ведь проще.

Виви посмотрела на Фева. Конечно же, он был прав. Виви и сама была из тех людей, которые всё время чего-то ждали. А что происходит с теми, кто ждёт? Правильно. Ни-че-го.

Виви бы ещё долго могла тихо сидеть, думая обо всём и ни о чём одновременно – созданный Февралём уют располагал к размышлениям. Но она вспомнила, что вернулась домой с твёрдым намерением поговорить с ним.

– Зачем было обижать Соню? – спросила Виви, руша хрупкую тишину гостиной.

Фев рассмеялся, вспоминая остроту про Стива Джобса.

– Само пришло в голову, но было весело. Тебе не понравилось?

– Не понравилось. Ты мог бы быть и помягче, – заявила Виви, стараясь выглядеть строго, но в глазах её ожили огоньки. Или то было лишь отражение гирлянд?

– Врёшь, я заметил, как ты хихикала, – заявил Фев. – Видишь ли, я предпочитаю говорить то, что думаю. Если это кого-то обижает, меня это мало волнует. Вы, люди, заковали себя нормами морали и представлениями о вежливости, а я свободен, и вас это бесит.

– Но ведь необязательно говорить гадости, чтобы быть свободным? – возразила Виви.

– Необязательно, – подтвердил Февраль. – Но я по-другому не умею.

***

Февраль начинал утро с чая («утро – не время для кофе», – так он говорил).

Кружку с отломленной ручкой было горячо держать в ладонях, поэтому он защищал руки длинными рукавами вязанного лилового свитера.

Душистый пар поднимался над чашкой и узкой лентой устремлялся вверх. Тикали часы. Солнце ещё спало. И Виви тоже спала. Примерно через четверть часа её поднял будильник, и дом словно ожил вместе с её пробуждением: заскрипели половицы под её ногами, зажёгся свет в коридоре, зашумела вода в ванной.

Она вошла в кухню.

Февраль сидел и смотрел на зиму за окном: на проносящийся мимо хрустящий снег, и как колкие снежинки бились в стекло. Всё смотрел и смотрел, пока его руки обнимали пухлую чашку с давно позабытым чаем. Взгляд его не выражал ничего. Видел ли он ту зиму за окном или был где-то далеко в своих мыслях?

Виви стояла позади, боясь обнаружить своё присутствие. Фев мог быть до ужаса разным: то он был совсем мальчишкой, которого хотелось гладить по растрёпанным волосам, словно щенка, а иногда, вот как сейчас, в него будто вселялся девяностолетний старик, у которого каждая зима наперечёт, каждая – впечаталась морщинами в уголках глаз. Страшно было представить, сколь многое он успел повидать за свою жизнь.

Но вот, медленно взошло солнце, взгляд Февраля прояснился, и его лицо вернуло себе прежние черты.

– Давно ты так стоишь? – спросил Фев, глядя на отражённый силуэт Виви в замёрзшем окне.

– А давно ты просыпаешься раньше меня? – поинтересовалась Виви, щупая рукой круглый бок остывшего чайника. Она долила воды и зажгла огонь.

– Иногда, – Февраль отхлебнул остывший чай и поморщился.

Кажется, он и вовсе не спал. Читал всю ночь, потом бродил по дому, потом сидел, рассматривая снежинки за окном. И отчего-то грустил.

Чайник пронзительно засвистел, Виви выключила конфорку и сделала себе чай.

– Я сегодня запущу пару метелей и снова приду в кафе навестить тебя, если ты не возражаешь, – как бы невзначай заметил Фев.

– Возражаю, – отозвалась она, рассматривая, как в её чашке кружились чаинки. – Но ты всё равно приходи.

И он пришёл.

Влетел внутрь, не заботясь о том, чтобы придержать дверь.

Его встретил запах кофе, смешанный со сладостью ванили и корицы, добавленные в сдобу. Был полдень, в кафе прибывали люди, чтобы провести часок-другой за книгой в обеденный перерыв.

Соня и Виви были заняты, и Фев сел на уже полюбившееся ему место за барной стойкой.

Ему нравилось наблюдать за людьми. Как они заходили в кафе, стряхивая снежинки с воротников, как осматривались и выбирали столик. Кто-то предпочитал спрятаться в уголке, и чтобы его не трогали. Кто-то, напротив, выбирал место на проходе, не чувствуя неудобства от снующих туда-сюда официантов. А кто-то располагался в самом центре и весело болтал на всё кафе, не замечая укоряющих взглядов от ищущих крупицы покоя посетителей.

И все они здесь прятались от холода февраля.

«Какая ирония!» – думал Февраль, хитро улыбаясь.

– Кто это там, у окна? – спросил он, когда Виви заметила его.

Она обернулась и увидела девушку, которая с маниакальной быстротой записывала что-то в блокнот.

– А, это? – Виви усмехнулась. – Наша местная писательница. Она частенько приходит сюда и что-то пишет. Только не вздумай…

Но она не успела – в глазах Фева зажёгся огонёк любопытства, и он, проворно спрыгнув с высокого стула, направился к столику у окна.

– А что вы там пишете? – спросил он в свойственной ему нагловатой манере.

Виви покачала головой: сейчас начнётся!

Девушка в водолазке болотного цвета и потёртых джинсах подняла голову. Её лицо было бледное, словно недопечённый блин, а под глазами залегли тени.

– Хотите, я прочту немного? – сказала она, и её безжизненные карие глаза вдруг заблестели.

Фев уверенно кивнул, девушка прочистила горло и приосанилась.

Вкрадчивым голосом она начала с выражением зачитывать то, что ещё минуту назад старательно выводила на бумаге:

«Это случилось тёмной ночью, когда экран мобильного безмолвно таращился в его лицо и молчал, молчал… Он ждал, что она позвонит, но она не звонила, и дикое отчаяние, и грусть, и горе охватили его! Его взгляд встретился с полной луной, и он решился сделать шаг вниз с бруклинского моста. И бездонная, холодная, необъяснимая пучина…»