Владимир Хардиков - Район плавания от Арктики до Антарктики. Книга 5

Во сколько зеленых долларов пароходству обошлась авантюра с рудостойками, наука скромно умалчивает, но то, что сумма исчислялась как минимум сотнями тысяч, наиболее вероятно.

В конце 80-х – начале 90-х годов на Чукотке после развала Советского Союза многие люди бросали свои квартиры с нехитрым скарбом, так как продать их было практически невозможно из-за полной невостребованности за любые, даже чисто символические деньги, тем более в условиях безудержной инфляции, с которой никогда не приходилось сталкиваться многим поколениям советских людей. Добыча угля двух главных шахт в столице полуострова и в поселке Беринговском начала резко сокращаться. Люди бежали с полуострова, побросав все нажитое имущество в суровых условиях приполярных областей, на материк, как они называли западную часть страны, к родственникам или просто знакомым, надеясь на лучшую долю, а их брошенные дома зияли выбитыми глазницами окон, как бойницами после бомбежки, и лишь снежная поземка носилась по опустевшим улицам. И вскоре в Анадыре и в поселке Беринговском добыча угля, по сути дела являющаяся одним из немногих высокооплачиваемых производств, почти совсем прекратилась, и шахты находились едва не на грани экономического коллапса, и существовала опасность их полного закрытия, хотя известно, что шахту невозможно законсервировать, ибо обязательно начнутся обрывы крепления штреков с последующими обвалами угольных пластов и неизменно сопровождающей породы с прорывами метана, вызывающими долгоиграющие пожары, которые практически невозможно потушить, и для предотвращения неизбежных катастроф существует единственный метод для неработающих шахт – их полное затопление, после которого для их реанимирования потребуется много времени и громадные финансовые вложения. У страны просто не было денег, и к тому же оставить без отопления громадный регион, по площади равный Турции или двум с лишним Германиям, хотя и с небольшим населением, было не только неразумно, но и преступно, особенно потому, что в этом регионе добывалась львиная доля всего золота страны, чистой валюты, в богатейшей стране мира, но по известному нам парадоксу ставшей нищей, и это золото являлось самой необходимой в тот период валютой, без которой впору было объявлять себя мировым банкротом. Вот тогда и пригодились запасные терриконы, которые годами были не востребованы, но большая часть угля, годами лежащая под открытым небом с арктическими морозами и ветрами, потеряла свои качества и калории, превратившись в обычную породу, не горящую в топках кочегарок и не дающую тепла, но тем не менее ее мешали с остатками качественного угля, чтобы поддерживать минимальную температуру и не разморозить трубы отопления, как и не заморозить оставшееся население.

Тогда и было принято решение завозить уголь из сибирских шахт через Находку и порт Восточный.

Летом 1994 года Владимир Рогулин принимал дела у штатного капитана теплохода «Капитан Самойленко» Александрова Н. А. из серии пакетовозов типа «Влас Ничков». Сдающий капитан проинформировал, что вскоре, примерно в октябре-ноябре, судну предстоит ремонт в китайском порту Циндао, а до этого предстоит совершить один рейс с углем из Восточного в бухту Лаврентия для одноименного села с единственным на всей Чукотке статусом районного центра. Суда этого типа, построенные на гданьской верфи в 70-х годах, имели три основных дизель-генератора мощностью свыше 400 киловатт каждый. На ходу вполне хватало одного работающего генератора, который походил на небольшую электростанцию и обеспечивал все необходимые потребности парохода: освещение, отопление, работу приборов и устройств, рулевого устройства, камбуза и других систем судна, но во время грузовых операций, производимых стрелами самого судна, его мощности не хватало и в параллель запускался второй генератор, тем более что из семи стрел-кранов шесть имели рабочую грузоподъемность по 20 тонн и лишь стрела на первом трюме всего 10 тонн. В дополнение предусматривался один аварийный дизель-генератор небольшой мощности, который включался автоматически, если судно обесточивалось, но он мог обеспечить лишь навигационное оборудование и освещение: аварийный – он и есть аварийный. Один из генераторов был полностью разобран, второй требовал серьезного ремонта, и в строю оставался лишь единственный, работавший на пределе своих возможностей, и время наработки уже предусматривало его моточистку с полной разборкой, которая займет не менее недели в условиях морского перехода. Но каким образом выходить в рейс на фактически аварийном судне с одним работающим на пределе генератором, да еще на север, где придется выгружать своим грузовым вооружением более 12 тысяч тонн угля, не вручную же, когда выгрузка может затянуться на год? Да и сам переход с единственным генератором ничего хорошего не обещал: в случае его выхода из строя пароход и в самом деле оказывался без «руля и ветрил». По всем морским канонам в море выходить нельзя на таком «дредноуте», так как в случае обесточивания остается лишь давать сигнал SOS. Но на советском торговом флоте, как и во всей советской стране, существовало слово «надо», истинное значение которого никто не знал, но оно приравнивалось к воле богов или каких-либо еще небожителей вполне земного происхождения и никем не обсуждалось: надо, и все тут, и дальнейшие обсуждения были совершенно неуместны: хоть веслами греби или под танк бросайся, если в военное время. Служба судового хозяйства вместо того, чтобы отремонтировать генераторы в порту, задержав судно дней на десять, решила в целях экономии времени послать на время рейса ремонтную бригаду, которая до подхода к месту выгрузки должна была отремонтировать и запустить в параллель второй генератор, и в паре с первым они и должны обеспечить выгрузку груза. Для страховки во время перехода направили еще одного «калеку», а как еще назвать портовый пятитысячесильный ледокол «Иван Москвитин», для которого сам выход в открытое море уже подвиг, ибо место его работы – портовые воды и прилегающая акватория в зимнее время. Именно этот ледокол в октябре 1986 года, застряв в 10-15-сантиметровом льду Анадырского лимана, взывал к помощи выходящего из порта теплохода «Приморье» тропической серии «Варнемюнде» с классическим бульбом. В итоге пароход прошел почти вплотную к ледоколу и освободил его из совсем не сложных ледовых объятий. Ледокол послали с мудреной целью – в случае нештатной ситуации обеспечить судно электроэнергией, хотя трудно представить, как будет возможно в штормовых условия этому малышу, болтаясь как ванька-встанька среди бушующих волн, пришвартоваться к высокому борту «Капитана Самойленко», но на берегу это никого не интересовало: «Петух прокукарекал, а там хоть и не рассветай». К тому же выяснилось, что при всем желании ледокол не мог обеспечить пароход электроэнергией, ибо его силовой кабель нельзя было подключить к судовому аналогу. «Что-нибудь придумаете», – вот и весь сказ, а ведь в механико-судовой службе пароходства групповой механик-наставник, как и групповой электромеханик, должны были знать эти элементарные вещи, но, судя по всему, решение принято не ниже уровня главного инженера пароходства, который, будучи до этого директором судоремонтного завода в Славянке, слабо разбирался в судовых хитросплетениях. Потому и вся служба набрала воды в рот. По сути дела, гениальное решение, которое является уникальным и неповторимым, как и все гениальное, потому что непонятно для непосвященных. Пришлось сниматься в рейс, и со стороны непонятная парочка выглядела кем-то наподобие Тарапуньки и Штепселя, бывших много лет тому назад одними из лидеров разговорного жанра на советской эстраде. Капитан «Москвитина», знакомый еще по училищу Женя Синегурский, подтвердил, что будет находиться рядом, вот и пошли параллельными курсами, хотя от обещаний до их практического исполнения «две разные разницы», как говорят в Одессе, и оба прекрасно понимали, что ледокол послан береговыми руководителями лишь для своего прикрытия, а на самом деле его практическая помощь стремится к нулю, как принято излагать в математике. Вся надежда лишь на собственный изрядно уставший дизель-генератор. Аварийный генератор не в счет – он рассчитан на другое, да и мощность у него совсем не подходящая. Риск всегда присутствует при работе в море, но он должен быть оправданным, а не авантюрным, как в данном случае – повезет не повезет, мы же не наперсточники, здесь на кону жизни десятков людей, не говоря уже о многомиллионных ценностях. Видимо, с берега гораздо виднее и морские опасности из окон личных кабинетов кажутся не такими уж и серьезными. Государственный план всему голова, а судовые мелочи – что-то второстепенное и незначительное. Оставалось лишь надеяться на везение и безотказность единственного работающего генератора. В общем, как в довоенной патриотической песне Леонида Утесова: «Штормовать в далеко море посылает нас страна, молодые капитаны поведут наш караван», и хотя капитаны были уже не молоды, но задачи оставались прежними. Повезло и с погодой, хотя и летняя, но бывает свистопляска от внезапно появившихся циклонов и летом. Можно сказать, что на этот раз повезло вдвойне: и судну с экипажем, и ремонтной бригаде с приведением в рабочее состояние второго дизель-генератора – одно дело жонглировать его разобранными тяжелыми составляющими на качающейся палубе машинного отделения, а второе – на почти неподвижном основании той же палубы. Рабочая бригада хорошо знала свое дело и привела второй дизель-генератор в рабочее состояние, после которого он стал ведущим с нулевой наработкой часов. С введением его в параллель остановили первый, и теперь можно было вздохнуть полной грудью: два генератора – это не один, и настроение стало совершенно другим: исчезла терзающая душу несправедливость береговых работников, сейчас уже отчасти оправдываемая сильнейшим нажимом главного инженера, а может быть, и начальника пароходства. Оставшиеся до прихода дни промелькнули словно в калейдоскопе, и вскоре прибыли в бухту Лаврентия с ее оригинальным историческим названием, которое дал знаменитый английский мореплаватель капитан Джеймс Кук в 1778 году, побывавший в этих местах в составе экспедиции на двух кораблях: Resolution и Discovery – и назвавший открытую бухту по церковному календарю в честь Святого Лаврентия. Он не удосужился ступить на берег, пройдя мимо. И совершенно верно поступил: обитающие здесь чукчи считаются самыми воинственными из туземных племен, да и температура воды сильно отличается от таковой на Гавайских островах, где он был убит местными индейцами спустя всего лишь полгода после открытия залива Святого Лаврентия. Впрочем, он оказался не единственным знаменитым мореплавателем, погибшим от копий и стрел лучников местных племен. Такая же участь ждала и Фернана Магеллана, погибшего в стычке с филиппинскими туземцами за 250 лет до гибели Кука от руки вождя под именем Лапу-Лапу одного из племен небольшого острова Мактан, соседствующего с большим островом филиппинского архипелага Себу, омываемого внутренними морями архипелага: на месте гибели Магеллана он и похоронен, а рядом с ним находится могила его убийцы Лапу-Лапу. Время помирило их. А слова Владимира Высоцкого из песни: «Почему аборигены съели Кука» очень далеки от истины: аборигены не употребляли убитых неприятелей в пищу, а знатных врагов, к которым относили и Кука, хоронили по особому ритуалу, отделив кости от плоти, и закапывали их в разных могилах. После убийства Кука корабли обошли соседствующие острова и огнем пушек сожгли хижины аборигенов, которые затем вернули килограммов десять мяса с тела Кука, завернутые в материю, и его голову без нижней челюсти. Чукотское село назвали так же, как и залив, на берегу которого оно и расположено. В настоящее время там проживает немногим более тысячи человек. В селе имеется грунтовый аэродром, который служил во время войны промежуточным для американских самолетов, доставляющих ленд-лизовские грузы, как и для перегоняемых боевых самолетов с американской территории на восточный фронт, также по ленд-лизовскому соглашению. Так что у этого села есть свои особенные исторические корни.