Галина Врублевская - Бабочки в цифровом музее

– Полина, но вы сказали ему, что у нас зарплата маленькая? Частный музей, материальная база слабая.

– Он согласен! Ему сама тема интересна. А денег учитель может и репетиторством заработать!

– Что ж. Я поговорю с ним, и, возможно примем, с испытательным сроком.

– Так я передам учителю, что может оформляться?

– Я завтра буду в музее. Пусть он подойдёт ко мне. Хочу лично с ним пообщаться. А у меня к вам, Полина, тоже маленькая просьба: приглашаю вас в субботу на чиновный корпоратив. Мероприятие состоится в шестнадцать часов в центре города!

– Приглашаете меня? Или весь коллектив?

– Полиночка, – голос Петренко прозвучал ещё мягче, – я приглашаю лично вас! Вы же ведущий сотрудник музея, а значит, должны быть на связи с администрацией района! Вечер устраивается в замечательном месте – в старинном особняке. Роскошные залы с красивым декором, уютное кафе, столики, дискотека для желающих.

– Может, Дениса с Виталией пригласить? – упиралась Полина. – Ещё Эмма Борисовна – вчетвером и придём!

Полина была уверена, что жена Петренко Эмма Борисовна, она же бухгалтер музея, будет на празднике непременно, потому и посчитала её в предполагаемом списке.

– На такие мероприятия с жёнами не принято приходить, а бухгалтер, как сотрудник, не занимается разработкой культурных программ музея. Там, за рюмкой чая, будут решаться стратегические вопросы. Соберутся представители администрации и работники музеев: хранители, методисты, кураторы выставок… – Помолчав, добавил многозначительно: – Баш на баш, как говорится. Я обещаю присмотреться к вашему протеже, а вы составляете мне компанию на корпоратив!

– Хорошо. Я согласна.

Полина отключила телефон, удовлетворённая разговором. Вопрос с работой Юрия Дмитриевича почти улажен. Однако и на корпоратив придётся пойти, что ж поделать. Она и вспомнить не смогла бы, когда последний раз выбиралась из добровольного затворничества. Но неожиданно почувствовала подъём и от этой перспективы!

У Полины растерялись все дружеские связи в последние годы. Единственный человек, с кем она могла откровенно общаться, – смотритель музея Татьяна Ивановна. Обе женщины были одинокими. Они и жили рядом – в одном подъезде и даже на одной площадке в панельной пятиэтажке брежневской постройки. Порой вместе возвращались с работы, обсуждая текущие события в музее, или говорили о личном. Полина была намного моложе соседки, но так получилось, что осталась без близких подруг и даже без родственников. Прошло уже два года, как Полина потеряла семью.

Вначале трагически погиб сын, лазая по крыше с друзьями. Эта гибель казалась чудовищной несправедливостью, потому что семья жила на первом этаже. С того дня жизнь перестала радовать Полину. Вскоре и муж ушёл от неё – мужчины редко выдерживают такие переживания: присутствие Полины напоминало ему об общем горе. Однако прежде, чем уйти от жены, попортил ей немало нервов: пил, буянил и потерял работу. Позже они оформили развод.

Двухкомнатная квартира осталась за Полиной: хотя юридически он оставался владельцем доли, но выехал, взяв в качестве отступного их общую машину. Впрочем, пользовался он ею недолго, разбив по пьяни о фонарный столб. Сам же отделался лёгкими царапинами.

У Татьяны Ивановны до поры до времени всё складывалось благополучно: любящий муж, вырастили дочь, дали ей образование. Но муж умер несколько лет назад, уже выйдя на пенсию, а взрослая дочь вышла замуж за иностранца и уехала в другую страну, оставив мать доживать свой век в одиночестве. Так и сложилась между соседками дружба – как общность двух одиночеств. И разница в возрасте почти в полтора десятка лет не мешала полноценному общению.

В подъезде все жильцы знали о постигшем семью Полины несчастье, но только отводили в сторону глаза, встречая соседку. И только Татьяна Ивановна – психолог по профессии и по призванию – не осталась равнодушной к убитой горем матери, потерявшей сына.

Однажды в промозглый осенний вечер она позвонила Полине в квартиру: в руках её была круглая коробка с тортом. Соседка заглянула под предлогом «просто поболтать», а в итоге оказала полноценную психологическую помощь.

Всю осень Татьяна Ивановна, с голубоватой флешкой с записанной на ней восточной музыкой, приходила вечерами в квартиру соседки. А однажды в глубоком трансе Полина увидела почти фильм.

На экране погасшего монитора светилось лицо маленького Феди в полукруге скафандра. Точно такая картинка, нарисованная ещё неумелой рукой ребёнка, до сих пор висела на стене в комнате сына: сидящий в ракете космонавт и в правом углу сверху – стилизованное солнце с расходящимися жёлтыми лучами. Но сейчас в прямоугольнике экрана в ракете на месте космонавта сидел её мальчик, улыбаясь, как Гагарин. Федюшка помахивал матери рукой, будто просил её не тосковать так сильно, а отпустить его душу в неведомое путешествие.

Благодаря беседам с Татьяной Ивановной Полина ожила, вновь стала проявлять интерес к работе, навела порядок в описании экспонатов и активно включилась в обсуждение перспектив музея. Но у Татьяны Ивановны в эти месяцы выявили опасное заболевание – болезнь Паркинсона. Женщина могла жить ещё много лет – прогрессировала болезнь медленно, – но работу психолога пришлось оставить. Соседка вышла досрочно на пенсию.

Однако деятельная натура Татьяны Ивановны не давала ей безмятежно сидеть на скамейке у парадной, да и пенсия оказалась маловата, на что она при встречах жаловалась Полине на неприкаянность. Поэтому, когда год назад в музее освободилось место смотрителя зала, Полина переговорила с директором музея и пригласила на работу свою соседку.

С работы сотрудницы-соседки опять возвращались домой вместе. От метро шли по-весеннему свежим парком Победы. Стройная Полина – в обтягивающих джинсах, короткой курточке, модных цветных кроссовках; пушистый хвост её волос слегка раскачивался в такт её шагам. Татьяна Ивановна едва поспевала за спутницей. Она была чуть ниже Полины, много полнее, заметно сутулилась, и даже платье с диагональными красно-синими полосками не могло скрыть недостатки фигуры. Татьяна Ивановна стремительно старела после постановки ей страшного диагноза, хотя видимые признаки болезни едва замечались: слегка подрагивающий палец да начинающая клониться вперёд фигура.

Женщины обсуждали внезапную встречу Полины с её любимым учителем. Эта новость, как и свежесть майского дня, пьянящий запах клейких листиков на деревьях и кустах наполняли Полину неопределёнными надеждами. Нежное вечернее солнце нескончаемого дня напоминало, что в Петербурге наступают белые ночи, порождая дополненную реальность без всяких ухищрений компьютерщиков.