Арсен Аветисов - Небесный перекресток. Уйти, чтобы вернуться

Шасси самолета мягко коснулось раскаленной посадочной полосы, взревели реверсы, и самолет начал кланяться носом. Было впечатление, что он уважительным поклоном решил поприветствовать древнейшую землю. Но, скорее всего, летчики, следуя привычному регламенту посадки, уверенно переводили тумблеры, чтобы наконец завершить перелет дюралюминиевой птицы. Еще каких-то три часа назад, когда самолет взлетал над бескрайними лесами и недостроенными замками Подмосковья, я в который раз удивлялся тому, как эта махина вообще подымается в воздух. Школьные знания физики воздухоплавания никак не влияли на мою веру в магию взлета и посадки алюминиевой трубы с парой крыльев. Я устало закрыл глаза.

– Наш самолет произвел посадку в аэропорту Звартноц города Еревана. Погода в Ереване хорошая, температура плюс тридцать два градуса, – бодро сообщил о ереванском пекле старший бортпроводник. – Первыми к выходу приглашаются…

Я отстегнул ремни безопасности, уставшие лямки повисли по обеим сторонам кресла. Привстав, бросил взгляд в иллюминатор – было полное ощущение того, что величественная гора снисходительно наблюдает за прилетающими к ее подножью блестящими металлическими птицами. В отличие от бездушных самолетов, их пассажиров гора сразу завораживает своей величественной сединой вечности. Интересно, а что переживал мой дед, когда впервые увидел эту гору? В первый раз и именно с этой ее стороны. Тысячелетиями живя в западной части Армении, в Карсе, мои предки не могли и представить себе, насколько безупречен здесь ее профиль. Со стороны Карса гора выглядит совсем не так.

Меня встречали двоюродные братья. Объятия, возгласы, одобрительные похлопывания и дежурные шутки относительно моей комплекции:

– Там у вас что, вообще кушать нечего?

Раскаленный асфальт трассы в сторону города. Автомобиль свернул на мост, перекинутый через ущелье реки, и в зеркале заднего вида замелькал темно-охристый коньячный завод. Спереди начало накатывать серое базальтовое здание бывшего завода шампанских вин, а слева неожиданно нависли непривычные белые новостройки. Я попросил братьев подъехать к дому деда. Точнее, к тому месту, где когда-то был этот дом. Братья переглянулись, машина нырнула в переулок между новыми башнями и остановилась почти у самого края ущелья. Я ступил на плавившийся асфальт, огляделся. Да, точно. Именно здесь раньше и был наш дом. Неужели я сказал «был»?..

Я учился, наверно, в классе восьмом, когда мы начали строить дачу в районе Аралера. «Мы» – это неточное определение: строил ее отец. Строил он то, что дачей в современном представлении можно назвать с большой долей условности – это был добротный загородный дом, хоть он и возводился на шести сотках. Занимая серьезную должность руководителя инженерной службы Центрального района, отец мог и не ограничиваться этими шестью сотками. Но он был убежден в бескомпромиссности действующих законов, и всю жизнь это было причиной бесконечных споров между ним и его братом Левой. И не только братом – его понимание справедливости время от времени отражалось и на мне. Когда я был подростком, вершиной моды была стоившая немалых денег кожаная куртка. На мои просьбы приобрести ее для меня отец спокойно отвечал:

– Это неправильно. Не у всех есть возможность купить такую куртку. Как это будет выглядеть со стороны? Разве это справедливо?

– Да, но у нас ведь есть такая возможность, – настаивал я.

– У нас всегда есть только одна возможность – оставаться справедливыми. Все остальные возможности как приходят, так и уходят, – завершал дискуссию отец.

Так вот, строительство на этих шести сотках велось по привычным для того времени алгоритмам и ритуалам. К примеру, завоз материалов на стройплощадку считался событием, на котором должна была присутствовать вся мужская половина семьи. Вот и в этот раз отец сообщил мне, что завтра должны привезти кирпичи, и попросил меня там быть. Но именно в это день я планировал быть в другом месте.

Курорт Агверан, расположенный недалеко от Еревана, был модным местом молодежного времяпрепровождения. Сейчас даже и не вспомнить, чем конкретно мы там занимались, но почему-то это место было невероятно популярным. На следующий день, как и планировал, я с большой компанией друзей поехал в Агверан. И не то чтобы я забыл просьбу отца – я просто не оценил ее значимость. Значимость этой просьбы не столько для строительства как такового, а именно для него.

Если в моих отношениях с отцом и возникали конфликты интересов и обязательств, то я привычно их решал через маму. Благо у армянских матерей всегда особое отношение к сыновьям, как это и принято у древних народов. Дипломатия мамы была простой, формулировки убедительны и немногословны. Она безупречно выдерживала давление со стороны отца и всегда аккуратно сглаживала его эмоциональные заявления в мой адрес. Но в этот раз все складывалось не так…

– Где твой сын?! – возмущенно спросил отец. В такие минуты я становился исключительно сыном своей матери, и, по-моему, маме это было даже приятно. Она чувствовала определенное удовлетворение и гордость. – Как он мог в такой день уехать? Я ведь просил его помочь мне, – продолжал отец, – разве я когда-нибудь мог так поступить со своим отцом?

Мой отец был самым младшим в семье. Его сестра родилась в 1934 году, в 1936-м на свет появился его брат – дядя Лева, и, наконец, через два года уже мой отец – Рафаэль. Мой дед Седрак был человеком военным и, по всей видимости, с молодости отличался высшей степенью дисциплинированности, стараясь строго соблюдать двухлетние интервалы между рождениями детей.

Дед Седрак был известный в республике человек, и не только потому, что в 1945-м он был военным комендантом Еревана. История его жизни после многочисленных ее пересказов в детстве представлялась мне настолько знакомой и привычной, что больше походила на домашнюю реликвию. Ты понимаешь, что это важно, но не до конца осознаешь ее истинную ценность.

Я медленно направился к тому месту, где стоял наш дом. В просвет между новыми высотками без особого интереса смотрел Арарат. В Ереване он виден почти отовсюду. Помнил ли дед, какая она, гора с той стороны? Вряд ли такая белоснежно-задумчивая и спокойная, как с этой.

Деду Седраку было девять лет, его сестра Српуи была старше. Рядом с домом их отца Сафара был дом старшего брата моего деда – Мурада. В тот день Сафара с домочадцами не было дома. Община работала в поле, а мой дед Седрак и сестра Српуи остались дома. Наверно, решили поиграть со своим племянником Андраником, сыном Мурада, в его любимую игру, прятки. Когда в деревне показался отряд янычар, дед Седрак и его сестра уже спрятались в дровяном сарае соседского дома, а их племянник Андраник раздумывал, откуда начать их поиски. Турки, не спеша и не спрашивая разрешения, зашли в дом Мурада.