Михаил Буков - День ликвидатора

Встретился я с одним из фельдшеров г. Припять – А.И. Скачеком,

в Припяти их было два: А.И. Скачек и П.А. Рожков. 26 апреля 1986 года они дежурили на скорой помощи города Припять. Ночью сообщили об аварии на ЧАЭС, больше никакой информации не было. Ни о масштабах, ни о радиационной обстановке. Скачек рассказал мне, что все увидели своими глазами, когда поехали на станцию по вызову. Вывозили обожженных пожарных и пораженных радиацией работников станции. Все они были в плохом состоянии, некоторые без сознания. Привезли пожарного Владимира Шашенка, одежда на нем была вся в лохмотьях, сильно обгорел. Он единственный, кто умер в городе Припять в то время. Затем стали вывозить пострадавших в Киев и дальше в Москву. Самого Скачека тоже отправили в Москву на лечение. Запретили работу в 10-километровой зоне. Позже он стал работать на скорой помощи в г. Чернобыль.

Несколько врачей, еще из Припяти, работают, по сей день. Это наши терапевты Г.Я. Лятусова и Н.А. Поспелова. На одном из стендов поликлиники я увидел фамилии уже умерших врачей и медсестер, их более тридцати пяти по состоянию на 2013 год. Даже я многих узнал по фотографиям, особенно хирурга-стоматолога Бакулина. Он был легендой еще в Припяти, лучше всех удалял зубы.

Встретился я с еще одним доктором – стоматологом Натальей Павловной Яценко, как оказалось позже, я долго работал с ее мужем Виктором в ПО "Спецатом". Вот что она мне рассказала: «Судьбы всех эвакуированных из города Припять чем-то похожи. Утром 26 апреля я была на дежурстве в детской поликлинике города Припять. Иду на работу, а санитарочка уж очень тщательно все моет, вот тут-то нам и рассказали об аварии. Нас послали раздавать йодистые препараты по участкам и квартирам. На следующий день эвакуировали в село Коленцы. Как только выехали за город, автобус сломался возле «рыжего леса», потом кое-как доехали до села, с собой сумочка да термос. Виктор только что из больницы. В селе всех уже разобрали по хатам, нас поселили у лесника. На следующий день начали выбираться из этой беды, уехали в Полтавскую область, на родину мужа. Через три часа к нам пришли из КГБ и провели беседу о неразглашении информации об аварии. Мой муж Виктор работал в «ЮТЭМ», в дозиметрической службе. Дочь отправили к родственникам на Донбасс.

Третьего мая Виктор уехал в Киев, в трест – его уже разыскивали. Начал организовывать дозиметрическую службу в своей организации на ЧАЭС. Я поехала в Полесское, там были штабы всех предприятий города Припять. Меня направили в Тетерев, в поликлинику, здесь нас собрали на расформирование. Приехали из главного управления № 3 г. Москвы, которому мы подчинялись. Был приказ передать материальные ценности в Киев, в МСЧ-146 на "Большевике": золото, спирт и наркотики. Провели собрание: кто и куда хочет перевестись по медсанчастям. Поскольку мой муж работал в зоне, меня оставили. Беда, конечно, объединяет людей, но попадались и недобрые, завистливые, циничные люди. Прямо по-хамски говорили, что вот вы будете работать по вахте, у вас будут доплаты. А чему завидовать: о деньгах мы не думали, остались без жилья, семьи разбросаны, кто где, да и голову суем, кто знает куда.

Вот тут и начались мои путешествия, я стала работать по вахте. Летом оказалась на кораблях в селе Страхолесье (Киевское море), в сорока километрах от Чернобыля. В то время там жили работники ЧАЭС, на 14 речных теплоходах. Они стояли прямо на воде у берега. На каждом была штатная команда, кормились тоже на судах. Нам поставили медицинскую амбулаторию на берегу – сборный домик. Мы там работали осень и лютую зиму 1986 года, поселок Зеленый Мыс только заселялся. Я отработала две вахты, холодно, неуютно, кресло застывало. Работа стоматолога скрупулезна, точна и с влагой. Стояло три камина, но все равно работать было тяжело и холодно. Наша помощь была нужна во многих местах. Меня посылали в Глебовку (пионерские лагеря на Киевском море), там тоже жили ликвидаторы, в Чернобыль на ЧРЭБ (Чернобыльская ремонтно-эксплуатационная база).

На ЧАЭС медосмотры проводили выездные бригады врачей, к осени 1986 года открылась поликлиника в поселке Зеленый Мыс, который был построен для вахтового проживания работников ЧАЭС. Открыли стоматологический кабинет. Поликлиника работала с 8 часов утра, днем три часа перерыв – и до 23 часов. Затем я работала на АБК-1 (административно-бытовой корпус № 1) ЧАЭС, в здравпункте на первом этаже. У нас была бригада: я – стоматолог, два терапевта и две медсестры – оказывали медицинскую помощь работникам ЧАЭС.

Осенью 1986 года мужу дали квартиру в Киеве, на Троещине, устраивали свой быт. В Чернобыле, в старой поликлинике, работали бригады командированных врачей из городов: Львов, Харьков, Тернополь, были и россияне. К 1991-92 гг. часть командированных стала разъезжаться, перестали оплачивать проезд. Меня перевели в Чернобыль, еще в старые помещения больницы.

В 1992 году открыли поликлинику в Чернобыле, в здании школы. Здесь у меня большой кабинет, на третьем этаже, два кресла. С жильем устроились, дали неплохое общежитие, недалеко от столовой "Сказка". В поликлинике работали: терапевты Г.Я. Лятусова, Н.С. Саломахина, Н.А. Поспелова, А.П. Илясов; хирург А.М. Бень, Валя-медсестра; стоматологи Н.Г. Флюта, А.Н. Бакулин, Ф.М. Пузырев, Ефремова; окулист В.Н. Флягина; отоляринголог М.Ф. Камкина; заведующий поликлиникой Мамчур. Штат поликлиники был около двухсот человек. Многих из них уже нет. Вечная им память».

Я продолжал работать по вахте в Чернобыле. В средине лета 1986 года моя семья и семьи моих товарищей уже жили в одном из лучших санаториев Евпатории. Он назывался "Советские профсоюзы", нам дали двухкомнатный номер. Теперь я между вахтами находился в режиме перелетов: Чернобыль – Киев, самолет – море – самолет, Киев – Чернобыль. Дома своего еще не было, у многих семьи были разбросаны по всему свету. Мы хотя бы в межвахтовый отдых могли побыть со своими семьями, отдохнуть на берегу моря. Дети еще маленькие, старшему Диме седьмой год, Жене восемь месяцев. Уже тогда врачи рекомендовали ограничить пребывание каждого из нас и членов наших семей на солнце. Не хватало нам еще и солнечной радиации. Моя жена все-таки получила дозу того радиоактивного йода. Наверное, у женщин все-таки иммунная система слабее, потому что щитовидная железа пострадала большей частью у них.

В Чернобыле мы могли звонить по междугородке, зная специальный позывной. Телефон на нашем участке был один, в конторе, стоял на подоконнике. И вот как-то мы заезжаем во вторую смену на работу, а телефон не работает. Велись какие-то земляные работы на нашей территории и кабель оборвали. Сейчас трудно представить цену тем звонкам, их ждали наши жены, дети и родители. Было всякое, иногда приходилось работать и целый месяц. А семьи ждут нас. Я, как "старый связист" (армейский опыт), разделываю кабель, нахожу нужную пару, подключаю телефон, и мы прямо из ямы разговариваем со всем Советским Союзом. Это нужно было видеть и слышать, когда ночью из траншеи при свете фонарика слышалось: "…мама у меня все нормально, кормят хорошо…", "…дорогая, жди, я скоро приеду…", "…сынок, ты не спишь? я тебя тоже люблю…". Все это было! Бог тому свидетель!