Данияр Сегизбаев - 55 невыдуманных историй. #запискиалмаатинца

В тот день я дежурил в райбольнице и молил Бога, чтобы не было много больных, так как по телевизору должна была быть премьера фильма «Собачье сердце» по Булгакову, и очень хотелось его посмотреть. Когда мы всем отделением, включая больных и персонал, уселись смотреть кино, меня как обычно вызвали в приемный покой.

Привезли мужика-тракториста с отдаленного района, ростом под 2 метра, просто огромного телосложения и с невероятной бородой а-ля Карл Маркс и Фридрих Энгельс вместе взятые. Если учесть его тулуп, унты и ватные штаны, он был такой же, как великан Хагрид в фильме про Гарри Поттера. Но если Хагрид был большой и добрый, то наш тракторист был пьяный и грязный, да ещё в шоковом состоянии и с черно-багровым синяком-гематомой во все свое огромное лицо.

Павел, так звали бедолагу, с напарником работал на тракторе К-700, наверное, самом большом колесном тракторе в СССР. В их задачу входило сгребать снег на края колхозных полей, для защиты от эрозии и накопления дополнительной влаги весной. Я не очень в этом разбираюсь, но как мне рассказали, обычно водитель сидит за рулем, а помощник стоит на специальной веялке сзади и подравнивает каким-то образом снежную массу в нужное русло. Могу ошибаться, но не это важно, факт в том, что из-за мороза парни крепко поддали, и когда напарник сдавал назад, от толчка Паша, не удержавшись, упал прямо под заднее колесо огромного трактора.

Из-за метели и шума двигателя водитель не увидел его падения и вдавил его голову в глубокий сугроб, проехав по ней задним колесом… Пашу спас мягкий и глубокий снег, колесо было огромным, поэтому он остался жив, но кости лица не выдержали и отделились от черепа вместе со всем лицом….

В медицине описывают три варианты перелома «лица», с частичным или полным отхождением костей лицевого скелета от основного черепа. Сверившись с учебником по челюстно-лицевой хирургии, я попытался понять, что и где сломано, чтобы выставить правильный диагноз. Когда я начал осматривать поврежденные ткани, то ужаснулся – все лицо ходило ходуном, зубы не смыкались, из носа и рта лилась кровь, и все было покрыто жуткой кровавой бородой. Ко всему прочему у него было сотрясение мозга, но основание черепа было не повреждено, и после рентген-обследования я решил его прооперировать.

Сейчас много лет спустя я с ужасом думаю, на что способен молодой врач, только после окончания интернатуры. Будучи опытным врачом, ты сто раз задумаешься о прогнозе операции и своих шансах на успех, подстрахуешься с другими специалистами и соберешь консилиум. В районной больнице нас было двое – я и анестезиолог Макс, но зато была бесшабашная уверенность в своих силах и способностях.

Определившись с диагнозом, я поручил готовить операционную и помчался освежить свои познания в хирургическом атласе, который всегда брал на дежурство с собой. Найдя соответствующий раздел, я дал команду персоналу побрить больного и внимательно изучил все этапы операции по остеосинтезу верхней челюсти. Взяв книгу с собой, я заскочил в предоперационную комнату, где закаченный транквилизаторами на кушетке дремал Паша. Он был полностью побрит и отмыт от крови и грязи, и я не сразу узнал его без роскошной бороды и длинных волос.

Макс готовился к наркозу, когда я на всякий случай решил позвонить своему заведующему. Был поздний вечер, Хасан Нурханович уже собирался спать, когда я бодрым голосом доложил:

– Хасеке, поступил тяжелый больной с переломом по Ле Фор 3 и с сотрясением мозга, готовлю к трахеотомии и операции по Адамсу под наркозом…..

На другой стороне трубки у заведующего чуть не случился шок:

– Ты, что, с ума сошел? Ты хоть представляешь, как это делается, ты хочешь меня в тюрьму загнать?! Даже не пытайся!..

Дальше пошли рекомендации вперемешку с ругательствами, и я понял, что операция Павлу не светит…

Выслушав все пожелания, я вернулся в операционную, наложил челюстную шину и начал как LEGO собирать лицо Паши в одну кучу. Косточка к косточке, я терпеливо собирал в единый пазл раздавленные и разъехавшиеся кости лица. Самое интересное, что мне это удалось, и, в конце концов, с помощью бинтов и шины, я восстановил ему прикус и вернул все кости на прежние места. В финале я туго зафиксировал получившуюся конструкцию «пращевидными» повязками и больного перевели в реанимацию.

Мы с Максом, заполнив историю болезни и написав назначения, поспешили вернуться к «профессору Преображенскому», но было уже поздно. Оживленно обсуждая фильм, все уже расходились, на экране лежала перевязанная собачка «Шариков» и шли заключительные титры – наш фильм, к сожалению, закончился. Мы переглянулись с Максом, в реанимации нас ждал свой «Шариков», и мы пошли выпить за успешную операцию…

Через три дня я увидел в коридоре тракториста Пашу, он был в ярости и искал того, кто лишил его роскошной бороды – гордости всей жизни… Сестры не выдали меня, а я не стал напрашиваться на благодарность. Операцию ему так и не сделали, и он был выписан в вполне удовлетворительном состоянии, с нормальным человеческим лицом, но без бороды и лысый, как яичко…

(почти по Николаю Васильевичу Гоголю)

Как-то раз вечером в отделении я возился с одним больным, у которого открылось кровотечение после операции. Я никак не мог остановить кровь, и, как назло, в приёмный покой поступил экстренный больной, и меня срочно требовали вниз. Кое-как остановив кровотечение, я поменял халат и спустился в приемное отделение. На всю больницу стоял такой жуткий крик и плач, что я заранее содрогнулся в предвкушении жуткой картины.

В коридоре металась заплаканная женщина с целлофановым мешком в руках и горестно выла, воздев руки к небу.

Увидев меня, она подскочила ко мне и тут же набросилась на меня с упреками:

– Где вы ходите, спите небось сутками, а тут человек умирает! – кричала она, тряся перед моим лицом каким-то пакетом со снегом внутри…

Я остановил её гневную тираду и спросил, где собственно больной, и только потом увидел на кушетке мужчину с полностью забинтованной головой, причем несчастному забинтовали и глаза, и рот, и он с трудом дышал через окровавленные бинты.

Размотав их, я увидел совершенно пьяного мужичка без носа и верней губы, который растерянно озирался вокруг и испуганно моргал красными глазками. Как выяснилось, он пытался поцеловать свою лошадь, но был настолько пьян, что ошалевшая лошадь откусила ему пол лица.

Обернувшись к разъяренной жене, я иронично спросил:

– А нос-то где?

В ответ она, всхлипывая, протянула мне пакет. Я заглянул в него: в снегу лежал откусанный нос вместе с верхней губой, грязный и в замерзших лошадиных слюнях. Несмотря на трагизм ситуации, выглядело все очень потешно, и я с трудом сдержал смех. Пытаясь не смеяться, я бодро успокоил женщину: