Иван Державин - Спаси и сохрани. В объятиях власти

Володя что-то долго не появлялся, наверное, получал инструкцию. Отошедшая Оля поделилась:

– Эта Эльвира Николаевна – еще та штучка. Дура, но не простая. Кажется, я ей не понравилась. Она не хорошо на меня смотрела.

– Он тебе как показался?

– Я бы сказала, даже приятный. Прямая ей противоположность.

Дай бог, чтобы это было так, подумал Графов, вспомнив их разговор по телефону и полный злобы взгляд Федотова, и постарался успокоить себя: поживем, увидим.

Номер, в который их поселили, состоял из одной комнаты, крошечной проходной кухоньки и туалета, совмещенного с душем. Зато огромным, почти во всю стену было единственное окно, выходившее на лоджию, которая одновременно служила крыльцом, так как в эту же стену была вделана входная дверь толщиной с фанеру, хорошо хоть не стеклянная. Номер явно не был предназначен для самой теплой зимы. А то, что она именно такая, подтверждало яркое солнце, заливавшее комнату теплым светом.

Едва они успели распаковаться и, как положено, отметить приезд, неожиданно быстро стемнело и резко похолодало. Пришлось одеться теплее и включить переносную батарею, стоявшую под столом. Однако грела она слабо, так как все тепло тут же уходило в перерывах между автоматическим включением и выключением наружу через одинарное стекло и щели в двери. С каждой минутой становилось все холоднее. Графов и жена надели куртки, затем вязаные шапочки, затем теплые носки и уселись у батареи. Они ничего не понимали: ехали на юг, а приехали в жуткую холодрыгу. Зато печка хорошо согревала руки, которые они время от времени прикладывали к лицу в перерывах отключения батареи. Ни телевизора, ни радиоприемника в номере не было, часы показывали около семи, и они надумали прогуляться, а заодно и осмотреть местность.

Гостиница находилась на территории посольства и стояла на отшибе, как баня или хозблок на даче. В ней, по всей видимости, было три или четыре номера. Все они были пустые, кроме занятого Графовыми,

Снаружи к холоду добавился еще и сильный ветер. Они остановились в раздумье у калитки. За ней не было ни единой души, лишь изредка проезжали на большой скорости машины, и хотелось провожать их взглядом, как в деревне или на даче. Сходство с деревней придавали слабая освещенность улицы и одноэтажные дома на равном расстоянии друг от друга с деревьями перед ними.

Наконец они догадались пойти погреться к дежурному. Он обрадовался приезжим и долго расспрашивал о жизни в Москве, ценах на продукты. Узнав, что их поселили на летней веранде, он очень удивился и посоветовал купить побольше одеял, которые пригодятся и в дальнейшем. От него они узнали, что в Канберре нет центрального отопления, не как в России, а каждый обогревает себя, как и чем может.

– У меня такое чувство, что здесь градусы холоднее наших, – сказала Ольга Петровна. – Наверное, сейчас не ниже нуля, а холодно, будто минус пятнадцать.

– У вас совершенно правильное чувство, – улыбнулся дежурный. – Сейчас на улице минус один, а кажется много меньше. Просто здесь очень сухой климат. Снег практически никогда не бывает, а если бы выпал, было бы теплее.

После теплой дежурной их номер показался им погребом, хотя батарея все время работала. Графов по привычке хотел лечь в одних трусах, но жена не разрешила и правильно сделала. Даже в спортивном костюме он быстро проснулся от холода и был вынужден надеть на себя куртку.

Утро оказалось совсем невыносимым. Графов вышел на крыльцо, чтобы сделать по привычке зарядку. Трава была покрыта инеем, а в стоявшем у двери тазу замерзла вода. Зарядку он кое – как сделал, – мешала куртка, – и даже слегка согрелся.

– Лиха беда начало, – сказал он жене. – Не горюй, старуха, выживем. В войну, помню, было холоднее.

– Я думаю, старик, выживем. У меня, кажется, горло болит.

– А у меня, кажется, зуб.

– Совсем хорошо. Надо идти тебе к врачу.

– Обязательно схожу. В первый же день работы побегу.

Какое ваше впечатление от Графовых? – спросила Любовь Петровна хозяйку уже через час после представления приезжих.

– Вы знаете, даже не знаю, что сказать. Просто теперь все прояснилось окончательно. Он, как я и представляла, уродливый старик, что, правда, не скажешь ней. В какой-то степени она даже эффектна. Но, по всему видно, что она чем-то больна. Потому что очень бледная. Ни кровинки в лице. Наверное, у нее белокровие. Ясно, что медицинскую справку она купила.

– Где их поселил Владилен Афанасьевич?

– Конечно, в гостинице посольства.

– А почему не в Окслее? В гостинице они замерзнут. Она же летняя.

Хозяйка фыркнула от негодования.

– Да вы что, Любовь Петровна, в самом деле? Вы еще предложите поселить их в Хайяте. Нет уж! Не на курорт приехали. Не нравится – скатертью дорога! Да, я вот что я вспомнила о ней. Она намного моложе его и, конечно, не первая у него. Ее дочь ей не родная. Она ей мачеха. Ясно, что она вышла замуж за внешторговца, отбив его у законной жены, чтобы ездить за границу. О любви тут и речи не может быть. И уж, конечно, у нее есть любовник в Москве. Я не удивлюсь, если он вскоре приедет сюда. – Эльвира Николаевна добавила в свою рюмку джина и спросила, понизив голос. – Любовь Петровна, у вас было много любовников? Ведь Анатолий Григорьевич у вас тоже не красавец. Ну, сознайтесь, ведь были?

Н а этот раз ко всему привыкшая Любовь Петровна нисколько не смутилась, а лишь хитро улыбнулась.

– Ну, чтобы не упасть в ваших глазах, да, были и не один.

– Много?

– Если даже я привру в несколько раз, все равно их будет меньше, чем у вас. Мне кажется, нет мужчины, который не хотел бы вас.

От такого комплемента хозяйка так и засияла.

– Как вы думаете, на кого похожа моя Лялька?

Любовь Петровна задумалась. У нее появилась лукавая мысль сказать, что у Ляльки те же глаза и тот же рост, что у президента, но она побоялась переборщить.

– Мне многие говорят, что она похожа на Семина, – подсказала хозяйка. – Я надеюсь, вы знаете, что он был премьер-министром Правительства.

Ей всегда хотелось, чтобы ее окружал ореол таинственности и романтичности. Зная это, Любовь Петровна ответила, кивая головой:

– Я слышала, что, если долго жить в Монголии и быть беременной, то ребенок может родиться монголом.

– Да, я работала с ним с четырнадцать лет, – сказала хозяйка, не поняв, однако, причем тут Монголия. – Но Семин не монгол, а настоящий русский.

– Особенно губы и подбородок у них похожи, – сказала Любовь Петровна как бы с завистью и вздохнула. – Нас бы хоть такие любили, как мой Толя. Где уж нам до премьеров и вице премьеров. Они на нас даже не взглянут, не то, чтобы в постель с нами лечь.

– Что вы говорите? И среди них есть кобели, да еще какие, которые на кого угодно полезут. Я-то знаю. Но чтобы их взять на крючок всерьез и надолго, тут даже при моей внешности нужен, ох, какой тонкий ум, умение и знание способов притянуть к себе. Внешность можно подкрасить. Вот вы, например. Когда вы подкраситесь, вы, можно сказать, симпатичная женщина. Почему бы не обратить на вас внимание и лечь с вами в постель? Даже большим людям. Но ум совсем другое дело. Его ведь не подкрасишь и не вставишь в голову, если в ней пусто.