Иван Державин - Спаси и сохрани. В объятиях власти

– Берите больше, – посоветовал Козлов. – В Канберре все в два раза дороже.

Кое-что они еще добавили не только из фруктов, а из сладостей, не переставая думать, что их там ожидает, судя по всему, мало хорошего. Частично подтверждали это и Козлов с Володей, громко разговаривавшие о своем, не обращая внимания на приезжих, словно не к ним на работу они приехали. Ну и, как говорится, хрен с ними, подумал Графов, а когда Сидней остался далеко позади, и вокруг стал появляться однообразный голый пегий пейзаж, омраченный непонятного серо-бурого цвета тучами, – хорошо, что хоть не было дождя, – стал рассказывать жене о своей поездке из Сиднея в Канберру во время командировки двенадцать лет назад.

– Насколько я помню, Леня Зимин вез меня в Канберру несколько часов, три – четыре, если не больше. Это было в декабре, здесь уже было в разгаре лето, и все по этой дороге цвело и благоухало. А сейчас у них зима, – словно оправдался он перед женой за ненастную погоду, видя, что ей не нравится вид. – Вот-вот должны появиться эвкалипты. А вот и они. Смотри, какие они огромные! Их даже огонь не берет. Помнишь, я тебе рассказывал про пожар, который был здесь накануне моего приезда? Леня Зима рассказывал, что все деревья вдоль этой дороги выгорели, даже дубы, а эвкалипты выстояли. Я сам их видел с обуглившими стволами и уже с маленькими листочками.

В одном месте, где дорога проходила по широкому мосту через глубокий, поросший деревьями и кустарниками овраг, склоны которого переходили в каменистые горы, тоже поросшие деревьями, неожиданно выглянуло солнце, моментально всё преобразив, словно улыбка мрачнее лицо. Оля схватила фотоаппарат и попросила Володю остановить машину.

– Здесь останавливаться нельзя, – бросил он, не сбавляя скорости. – Могу остановиться за мостом, если хотите.

– Ой, что вы, не нужно. Простите, я не знала, что здесь запрещена остановка.

Вскоре опять потемнело небо, и пошел мелкий дождь.

Машина остановилась, Козлов и Володя выскочили одновременно из машины и, перебежав перед ней дорогу, поменялись местами. Графов заключил из этого, что Козлов лучше водит машину. Но таксистом ему работать нельзя, подумал он, не всякий сядет в его машину.

Машина пошла после этого быстрее, несмотря на дождь. Графов взглянул на спидометр, обратив внимание, что скорость перешла стокилометровую отметку.

– Не большая скорость для дождя? – спросил он.

– Для такой машины нет, – ответил весело Козлов. – Но, если боитесь, можно и сбавить. Отвыкли от скорости на наших колымагах?

– Почему отвык? На своей «Волге» я и больше выжимаю, – возразил Графов и почувствовал, как жена сдавила ему руку. – И никакая она не колымага. Надежная машина для наших дорог и сервиса.

– А на других, я имею в виду иностранные марки, вам приходилось ездить?

– Приходилось, но это не отразилось на моей любви к «Волге».

Пальцы жены опять зашевелились в его руке.

– На каких машинах?

– Не помню. Они для меня все одинаковые, а «Волга» одна.

– В каких странах вы ездили на машинах?

– В Финляндии и в Канаде, где я работал в длительных командировках, приходилось водить и во временных поездках в Европу. А в Африке, Южной Америке и тем более в Юго-Восточных странах водить не рисковал, там без местного опыта сразу попал бы в аварию.

Больше Козлов не спрашивал, чем очень обрадовал Олю. Обычно муж не распространялся о своих командировках в другие страны, которых она как-то насчитала около тридцати, А тут зачем-то решил о них рассказать. Графов, конечно, помнил машины, на которых приходилось ездить. Среди них были и очень понравившиеся, например, Додж Кадиллак, Малибу и особенно Мазда, но ему не хотелось давать в обиду свою «Волгу», сколько раз выручавшую его дома в бездорожье.

И вдруг после долгого молчания Козлов запел, сначала совсем тихо, что даже слов не было слышно, затем чуть громче. Голос у него был чистый, ближе к тенору, довольно приятный. Пел он русскую народную песню, которую Графов не слышал целую вечность, про доброго молодца, которому во сне привиделось, что ему отрубили буйную голову, покатившуюся по траве. Песня была тянучая, с завываниями, повторами, и под нее хорошо думалось и дремалось. Оля прижалась к мужу и притихла. А сам он мысленно подпевал и представлял этого красивого, как Володя, молодца на резвящемся коне, и страшного, как Козлов, есаула, вспомнил вдруг свою первую и последнюю езду верхом на лошади в деревне у деда. Ему было лет одиннадцать, а может, и того меньше. В компании с мальчишками он купался до темноты, а потом они побежали на выгон к лошадям. Ему помогли взобраться на одну из них, – он и сейчас помнит ее тугой вздрагивающий живот, – кто-то шлепнул по ней рукой, а может, она сама поскакала вслед за другими лошадьми. Он помнит только, как подпрыгивал на ее широкой спине, чудом удерживаясь, пока не догадался лечь ей на шею, вцепившись в гриву. И тут она поскакала галопом, и его уже не бросало с бока на бок, и он попытался гордо выпрямиться, крепко держась за гриву, как другие, не держась за нее и даже подняв обе руки. Ему удалось лишь приподнять голову, и чувство радости, что он, городской мальчишка, побаивавшийся до сих пор лошадей, скачет наряду со всеми, охватило его, и он закричал от восторга, влившись в крик других. Чтобы убедиться, что он не последний, так как ему страсть как не хотелось быть последним, он обернулся и увидел, что за ним гонится есаул с высоко поднятой шашкой, быстро нагоняя. Есаул был в белой рубашке с галстуком, огромный, лысый, как тыква. «Это я, Графов, – хотелось крикнуть Графову, – я еду к вам работать», – но слова застряли у него в горле. Когда есаул был совсем близко, Графов с ужасом увидел, что в руке у него не шашка, а извивавшаяся змея с длинным жалом. Лучше уж шашка, мелькнуло у него, и в этот момент змея метнулась к нему. Он успел выбросить навстречу ей руку и схватить за голову. Но то ли она была слишком тяжелая и сильная, то ли он потерял равновесие, держась за гриву лошади одной рукой, он не удержался, скатился с лошади на землю и в тот же самый момент почувствовал укус на щеке. Он вскрикнул, увидел лицо жены, отчего ему стало невыносимо хорошо.

– Ой, я тебя не оцарапала? – испугалась она.

– Так это ты? – обрадовался он.

– Перекур! – сказал Козлов, остановив машину. Он и Володя вышли из нее.

– Он так неожиданно свернул с дороги, – сказала Оля, – что твоя голова соскользнула с моего плеча, и я, чтобы поддержать ее, царапнула нечаянно твою щеку ногтем. Не больно?

– Совсем нет. Во сне меня змея укусила.

– Господи, страсть – то какая.

Дождя не было. Светило солнце, чем-то не похожее на наше московское. Козлов и Володя исчезли в кустах.

– Ты не пойдешь? – спросил он, собираясь выйти.