Иван Державин - Спаси и сохрани. В объятиях власти

– Скажи, что не привык делать глупость, – улыбнулся Мухин. – Что ты ко мне пристал? Я откуда знаю?

– Может, отказаться? – вырвалось у Графова.

– Я буду только рад. Мне тебя очень будет не хватать. Сколько бы раз я ни возвращался в отдел перед концом работы и позже, ты всегда один сидел за своим столом. А с другой стороны, я понимаю, что эта командировка перед пенсией тебя поддержит материально. И потом на тебя это не похоже, я имею в виду отказаться. Кому-то другому можно, но не тебе с твоим характером. Что ты, собственно, теряешь? В любое время мы примем тебя с распростертыми объятиями, если, конечно, сохранимся. И все же, на всякий случай, будь с ним погибче.

– Что же ты из Франции уехал раньше несгибаемым, так и не сработавшись с генеральным директором фирмы?

Слегка смутившись, начальник ответил:

– Но он же был совсем придурок.

– А там будут два придурка: торгсоветник и его жена.

Они вместе прошли в отдел. Графов увидел в дальнем углу накрытый стол. Советы и пожелания ему были высказаны вчера, на этот раз в центре внимания оказалась Оля, произведшая на тех, кто ее увидел впервые, восторженное впечатление. Частично причиной этого был он сам, имевший идиотскую привычку называть на работе жену старухой, какой ее и представляли новички в отделе, судя по его возрасту. А увидев ее вчера, они просто онемели от возмущения им.

В начале шестидесятых годов понятие модели женской красоты лишь зарождалось, и шестнадцати – семнадцатилетнюю Олю местные фотографы нередко бесплатно снимали, вероятно, в надежде поместить ее фото в журнале мод. Но либо опыта у них не хватило или Олина красота не дотягивала до эталона, от этих попыток у нее сохранилось лишь несколько потускневших фотографий. Но они не совсем точно передавали ее красоту, которую кто-то назвал пронзительной. Графов, не встречавший такое определение, был с ним полностью согласен. Он женился на подходе двадцати восьми лет, когда его уже считали холостяком. Все его одноклассники и однокурсники уже имели детей, а он все еще искал свой идеал женской красоты, придуманный им еще в школе. Со временем этот идеал видоизменялся от одной увиденной красавицы до другой, но в целом оставался вполне сложившимся. До знакомства с Оленькой, как называл он ее всю жизнь, он лишь однажды после второго курса института встретил на пляже в Сочи юную грузинку, отвечавшую его идеалу, и за которой он пошел бы в огонь и воду, помани она его взглядом огромных темно-карих глаз. Но она была в окружении двух бдительных женщин, скорее всего матерей ее и стоявшего рядом болезненно ревнивого жениха или мужа. Обе женщины не отходили от нее ни на шаг, расположившись по обе стороны. Парень, кстати, совсем не видный и явно ей не пара, почему-то одетый, куда-то уходил, а возвратившись, стоял или прохаживал метрах в двух от загоравшей скорее всего невесты.

Лежа недалеко от них и не спуская с красавицы глаз, Федя отчаянно пытался придумать, как привлечь ее внимание, познакомиться с ней и получить адрес. Писать письма он умел, разбавляя их своими стихами. Один раз он встретил ее беглый взгляд, но не успел среагировать, пораженный темными зрачками на фоне свежей синевы, как у одной из одноклассниц, в которую он был влюблен в пятом классе. И вдруг через минуту она опять взглянула на него, на этот раз внимательно и с явным интересом, он даже успел пригласить ее глазами в море искупаться и начал приподниматься, и тут одна из женщин резко повернулась к нему, пронзила сердитым взглядом и что-то сказала девушке, после чего они стали одеваться и быстро ушли. Парень, возившийся с часами, спросил что-то одну из женщин и понес сумку, видно, так ничего не поняв. Обе женщины по очереди оборачивались на Федю, а красавица не рискнула. За ней он не пошел, поняв, что бесполезно, но ее образ засел в его сердце как эталон его будущей жены. Встречаясь с девушкой даже длительное время, он знал, что не женится на ней, так как она внешне не походила на ту грузинку. И вдруг он увидел на работе у автомата с газированной водой молоденькую девушку и в ту же секунду сказал другу, что на ней бы он женился.

– В чем дело? – ответил друг, – что тебе мешает?

Мешал очень представительный мужик лет сорока в бежевом костюме с модным галстуком, которому она мило улыбаясь.

– Не везет мне, – пожаловался Федя другу, вспомнив грузинку. – Как увижу, на ком женился бы, она либо уже замужем, либо занята.

– Откуда ты взял, что эта занята? Он ей в отцы годится, – возразил неуверенно друг, глядя паре вслед.

Месяца два спустя на вечере, посвященном интернациональной дружбе молодежи, в организации которого член комитета комсомола НИИ Федя принимал активное участие, после торжественной части увидел ее, танцующей с ослепительно красивым латиноамериканцем. На этот раз, наплевав на все, в том числе на красавца, Федя уже не спускал с девушки глаз и на следующий танец первым пригласил ее, опередив двоих и в том числе красавца. Она бросила взгляд на них, словно извиняясь, и улыбнулась ему в знак согласия. От ее очаровательной улыбки он едва не лишился дара речи, но быстро сумел вернуть его, и дальше, как говорится, было делом техники, вернее, его умения заговаривать девушкам зубы, и домой провожал ее он. Она жила в полукилометре от работы. Что он ей говорил, после он не имел представления, но прекрасно запомнил, что упорно уговаривал ее взять брелок с ключом от его квартиры, не догадываясь, что ей было всего лишь шестнадцать лет. Об этом он узнал, заглянув в ее учетную карточку в комитете комсомола. Год и полмесяца ему пришлось ждать свадьбы до ее совершеннолетия.

Самое интересное, Оля нисколько не походила на миниатюрную, с длинной по пояс черной косой, черноглазую грузинку. Ростом она выделяясь среди подруг и на каблуках была чуть выше его, чей рост в то время немного не дотягивал до среднего мужского, а она, соответственно, была заметно выше среднего роста девушек военных и послевоенных лет рождения. И лицом она нисколько не походила на почти детское, почему-то бледное, несмотря на жгучее южное солнце, лицо той южанки, а была круглолицей, с не очень крупными светло – карими глазами, с короткими слегка завивавшимися темно-каштановыми волосами, иными словами, была обычной только что вышедшей из подросткового возраста красивой русской девушкой, каких вокруг Графова было полным – полно. Разве что фигурой, на его взгляд, она слегка отличалась от других стандартных девичьих фигур, либо слегка полноватых, либо худоватых. А у нее она была та, что ему нравилась: заметная грудь, плечи уже попы и тонкая в обхват пальцами рук талия. Но что-то в ней было такое, что заставило его моментально забыть свой идеал и сказать другу то, что он сказал. Потом, будучи ее мужем, он, как должное, воспринимал выделяющие ее среди других женщин взгляды не только мужчин, но и женщин, считая это подтверждением определения пронзительности ее красоты. Частично он приписывал это ее обворожительной улыбке, от которой просто невозможно было отвести глаз.