Иван Державин - Спаси и сохрани. В объятиях власти

– О Федотове, ее муже.

– А, о торгсоветнике. Я его даже не видел. Знаю только, что у него редкое имя.

– Вла.. дилен Афанасьевич, – подсказал Графов, тоже не сразу вспомнив.

– Точно, Владилен, от Владимира Ленина. Наверное, его отец был коммунистом. И сам наверняка им был. Уверен, что порвал билет, – усмехнулся Саша. – А я не порвал. Храню, как память о нормальной жизни. Ты ведь тоже был коммунистом?

– Почему был? Я им и остался, только тем, советским. Что ты еще о Федотове знаешь?

– Больше ничего, кроме того, что он почти на двадцать лет старше Эльвиры, и она с помощью Семина, когда того турнули из правительства и отправили в Нью-Йорк, выбрала его в мужья около года назад, чтобы тоже уехать за границу, хотя он был женат. Говорят, Семин предлагал ей несколько кандидатур в мужья, но она выбрала именно Федотова, как наиболее подходящего для работы у вас, хотя как мужик он ей на хер не нужен. Она все просчитала. Уверен, что после Австралии она его заменит на другого, моложе и выгоднее.

Саша опять заржал. Графов запомнил крошки хлеба у него на бороде и не мог понять, откуда они, если они только пили.

Он не рассказал жене об этой встрече, чтобы не тревожить ее. Отвечая на ее вопрос о жене торгсоветника, ответил, что она намного моложе его и тоже работала в правительстве.

– Ну и что? – добавил он, – тем интереснее будет узнать, что представляют ныне правящие нами люди.

– Уже сегодня кое-что узнали. Только мало в этом приятного, – ответила она уныло.

Он видел, что она не переставала думать о звонке Федотова. Думал и он, хотя старался не показывать ей это. Лежа в постели, он даже нарочно похрапывал, чтобы заставить ее уснуть. А сам думал о том, что не все так, как надо, складывалось у него с этой Австралией. Начал он оформляться на одну должность и к одному торгсоветнику, кадровому работнику, которого знал, а улетает на другую должность и к другому торгсоветнику, не имеющего к этой должности никакого отношения, зато к большому человеку, отброшенному в сторону во время очередной грызни за власть после распада СССР и надумавшему отсидеть бардачное время в безопасном и теплом местечке за кордоном. Чтобы освободить для него это место, его предшественника, не проработавшего и половины срока, вернули домой и отправили на пенсию. Свою деятельность Федотов начал активно. В первый же месяц добился ликвидации должности не устроившего его по каким-то причинам своего зама, тоже опытного работника. С учетом этого кадры решили перевести еще не выехавшего Графова с должности экономиста на оперативную работу, чтобы окончательно не загубить ее при таком торгсоветнике. Хорошо, что за годы работы в системе Графов познал многие специальности, и этот перевод его даже больше устраивал. И вот сейчас не понятная и несерьезная просьба о переносе даты вылета. Черт голову сломит.

Да и этот бухгалтер Козлов произвел на Графова очень уж странное, если не сказать жуткое впечатление. Прилетев в Москву, он уже утром на следующий день позвонил Графову и сказал, что привез ему личное послание торгсоветника. Графов назвал ему номер своего кабинета и уже через час услышал стук в дверь и мужской голос, произнесший секретарю его фамилию. Обернувшись, он увидел человека, походившего на печника Валеру, когда тот впервые появился у них на садовом участке летом прошлого года в поисках работы. Оля, заметив его первой, даже отшатнулась и прошептала:

– Не связывайся с ним, он пьяница.

На Валеру страшно было смотреть. Оба его глаза были подбиты, свернутый в сторону нос кровоточил. Все лицо было в ссадинах и кровоподтеках, словно им только что подмели полкилометра асфальтовой дороги. Длинные волосы слипшимися прядями свисали до плеч. Черный пиджак и брюки были серыми от засохшей грязи.

Разница вошедшего с Валерой была лишь в том, что на его лице не было крови, но оно тоже было в красных пятнах. Впечатление, которое он произвел на Графова, было, пожалуй, сильнее, чем от Валеры. Там бы Графов больше удивился, если бы Валера был нарядно одет. Здесь же он, напротив, ожидал увидеть одетого с иголочки иностранца, как обычно одевались вернувшиеся из-за границы работники министерства, включая и его самого.

Вместо франта к его столу подошел, если не оборванец, то очень неряшливо одетый и с неприятным лицом мужик средних лет. Позже, когда он сидел рядом, Графову, рассмотревшему его получше, стало стыдно перед Валерой, что он так его обидел, тем более что тот сложил им две великолепные печи. В сравнении с Козловым Валера был красавцем, когда побрился и надел подаренные Олей рубаху и брюки.

Одет Козлов был в костюм, нет, никакого костюма на нем не было и в помине. Одет он был в изношенную джинсовую куртку без половины пуговиц и в короткие мышиного цвета брюки, не знавшие утюга. Серые со стопанными каблуками полуботинки были, скорее всего, подобранными на свалке, так же, как и непонятного цвета рубаха.

В довершение ко всему лицо Козлова было покрыто диатезными пятнами и шелушащимися лишаями. Серые до плеч сзади и короткие на лбу волосы были не чесаными, и, казалось, последний раз их подстригли неумелые руки.

Однако они быстро разговорились. Графова интересовало все: и где он будет жить, и сколько в торгдоме машин, и какой они марки и зарплата.

– Вам-то обижаться не придется, – заверил Козлов. – Вы будете получать еще и за завхоза по совместительству вместо Володи Голубева. Вы же его меняете?

– Если оперативник он, то его. Как я понял, мое согласие на завхоза не требуется?

– Кто же откажется от ста пятидесяти долларов, хотя и австрийских? Они на двадцать процентов дешевле американских. Но и они на улице не валяются. Кроме того, больше некого назначить. Федотову и мне нельзя, как имеющим отношение к деньгам. Остались вы или экономист. Но когда он приедет?

– Завхозом, так завозом. Все время быстрее пройдет, – сказал Графов. – Как там сейчас с погодой?

– Сейчас она там почти такая же, как здесь, хотя там середина зимы. Снега нет, днем до двадцати тепла, ночью холоднее, но минус бывает редко. Я всю зиму хожу в этой куртке. Скажите жене, чтобы шубу с собой не брала. Лучше купите побольше зубной пасты.

– Это зачем?

– Она там дорогая, до пяти долларов за тюбик.

Поинтересовался Графов также, что из себя представляет торгсоветник как человек и работник. Не удержался и спросил с усмешкой, отличает ли он СИФ от КАФа, подтвердив вопрос анекдотом про директора созданной на заводе внешнеторговой фирмы, бывшего зама по снабжению, которого спросили, на каких условия он поставляет товар на экспорт, на условиях СИФ или КАФ. «А, это все внешторговые штучки, – отмахнулся он. – Я гоню товар напрямую».

В маленьких непонятного цвета глазах Козлова вспыхнул живой интерес к Графову, похожий на «Давай, давай, еще что скажешь?» Сам же он был осторожен в ответе: