Александр Иванов-Петров - Рассказы Иванова-Петрова

Как-то изучали в совсем серьезных работах реакцию насекомых на электромагнитное поле. Оказалось – да, реакция есть. Стремятся расположиться вдоль или поперек линий магнитного поля, предпочитают статистически достоверно углы 90 и 180. Что ж, экспериментальный результат… Потом выяснилось, что ошибка наблюдения: наблюдатель, фиксируя в журнале положение длинной оси тела насекомого, предпочитал (бессознательно) «осмысленные» углы, сбивал данные к углам, кратным 45 и 90. А потом выяснилось, если не ошибаюсь, что действительно насекомые электромагнитное поле чувствуют. Им это просто – все тело, считай, в механорецепторах, как заряженная пылинка ляжет, тут же ощущается. Дело тонкое.

Помню, был случай значительно менее серьезный. На кафедре была запланирована очередная курсовая работа – посмотреть, как будут вести себя различные насекомые во время суточного ритма. Контрольная группа затемняется и осветляется как солнышко за окошком захочет, а опытная группа, конечное дело, живет при круглосуточном электрическом, и вот интересно – будет она активность к 24 часам приурочивать как-то или собьется у нее ритм к чертовой матери.

Выбрался студент, который тему взял. Решено было на этот раз сделать работу на божьих коровках. Студент должен отправиться на природу, наловить божьих коровок, принесть в лабораторию, там пара ящиков с подсветкой, запустить контрольную и подопытную группы и снимать показания – приходить каждый час-два в лабораторию, смотреть их активность. Чтобы не дурить и не вникать во всякие движения щупиками, активностью принято считать попросту передвижение коровок по коробке. Пол разграфлен на квадратики с номерами, легко высчитывается, на сколько квадратов сместился меченый экземпляр, сиди-считай, в конце статистику накинь, и готовая курсовая. Литературу сзади, литобзор спереди, результат любой годится: хошь – не влияет на них лаборатория, внутренний ритм – потом разберутся, что у них за пейсмейкеры, а хошь – сбивается ритм, не помнят коровушки света белого.

Почти до самой защиты курсовой все было нормально. Студент собрал коровок, принес, посадил, следил, писал, считал… Чуть не в день защиты выяснились детали.

Он собрал 11 коровок. 5 в контроль, 6 в опыт. Из шести у трех все время наблюдалась нулевая активность: не ходили коровушки днем, лежали себе ночью. Оказывается, мертвые были. И он активность этих мертвых коровок тщательно и скрупулезно подсчитывал и в статистику вносить не забывал. Очень интересные данные получились, но на защите возникли вопросы.

Почему же ты, горе наше, так мало коровок набрал? Разве не знал ты, чадо научное, что для статистики побольше надо? Знало чадо про статистику. Внятно вполне об этом говорило – и про хи-квадрат, и про любезного сердцу Стьюдента. Просто чадушко больше коровок не нашло, а искало оно их аж два летних месяца.

А как же тебе удалось, детинушка, за два летних месяца всего 11 божьих корок найти? Где ж ты их искал? А в еловом лесу, во темном да холодном ходил, под дождями ненастными. Так случилось, так уж вышло, и нету коровок во еловом лесу.

А что ж ты, детушка горемычная, мертвых-то коровок обсчитывал, движеньица от них ожидал? А для чистоты опыта, граждане преподаватели, для чистоты необходимой: сколько поймал, столько в лабораторию и принес, столько в ящик посадил. Чтобы не было для статистики порухи, чтобы не выбрасывать из опыта данные. Что ж, что нули – и нули статистике годные, активность описывают, научные выводы делают. Быстрые коровки по квадратикам бегают, мертвые коровки статистику нагоняют, всем дело находится.

Не убедили преподаватели чадушку что он что-то не так сделал. Произвольно работу не зачли, двойку поставили, и чуть не отчислять из университета хотят, негодные. Тут у студента отец нашелся, да и не пропадал никогда. Отец – большой и ответственный, каким-то главком заведует, человек опытный и в жизни разбирающийся. Как узнал, что сына выгоняют за божьих за коровок пустяшных, позвонил завкафедрой, поговорил с профессором. И сказал он тому профессору: что ж вы, преподаватели негодные, сына моего калечите, учиться ему не даете? Кому как не мне знать, сколько сил он в ту работу вложил, как вместо отдыха с отпуском все дождливое лето по еловым по лесам пропадал, дурацких коровок вам в угоду искал. Ладно, люди мы взрослые, давайте без глупостей. Человек я не маленький и могу много. Нужны вам божьи коровки – чего мальчика маять? Скажите мне, у меня филиал в Крыму, там их полно, мне по звонку по единому сотрудники наберут. Сколько надо вам, говорите поскорее, вам надо-то сколько? Хотите – десять ящиков? Нет? Могу двадцать. Вагон могу. Только скажите, сколько вам этих коровок надо.

А в том Крыму коровок много было, не соврал человек опытный. На Тамани тогда разводили тех коровок промышленно, на поля выпускать, от вредителей. А коровки глупые вместо полей в Крым летели, тучами на пляжи опускались, на улицы. В волнах прибоя полоской качались, кое-где в полметра грядой собирались, дворники их вымести не могли, отдыхающие – сандалии обтирать не успевали.

От вагона божьих коровок завкафедрой отказался. Сын большого человека на факультете остался и потом благополучно закончил. Курсовую зачли – не буду врать, не думаю, чтобы эту, может, пересдал как-то, а может и эту – за владение статистикой, за старание, за честную работу.

Выходи в большой свет, чадо милое, наукой занимайся, пользу людям приноси!

2004

Давным-давно, еще до инаугурации, до дефолта, до инфляции, до революции, – в самом что ни на есть мифическом «тридевятом царстве, тридесятой эпохе», которую чудесным образом помнят одни и чудесным же образом не помнят другие, – был университет.

Студенты жили кто по домам, а кто и в общежитиях. Домашние студенты были обречены на скудное учебное существование, а дикие предавались всем опасностям свободы и соборности. Самым высоким общежитием был ДАС – конечно, и около «Литвы» зажигали, и в Главном здании чудили как могли, но ДАС предлагал для студенческой жизни совсем особые возможности.

Около «Литвы» жил мир хрущевских пятиэтажек, и максимально возможное чудо там состояло бы в появлении воды в душевой. В ГЗ царил сталинский неоклассицизм, и чудеса там были по образцу пятидесятых. Помнится, на 14 этаже высотки пьяный студент на спор решил пройти по наружной стене между окнами, сорвался и угодил в единственный на сто метров периметра мусорный бак, который к тому же только этим вечером был наполнен картонными коробками из-под телевизоров. Ни одного перелома. Даже не протрезвел. Легенда гласит, что то был философ.

В ФДС около «Литвы» шутили по-детски. Вешали пустые ведра около двери, чтобы выходящий ударился головой. Выключали свет в коридорах, одевали простыни и пугали коменданта, разливали воду в коридорах. В ГЗ вели интенсивную половую жизнь, перемежаемую семинарами по психологии и нетрадиционным практикам. А около ДАСа стояла больница «Кащенко».