Вадим Голубев - Стукач. Роман

Затем поезд покатил по бескрайним украинским полям, зеленевшим молодой пшеницей. Ночью остановились на какой-то станции. Началась разгрузка. Вкалывали все. Даже Лифанов и тщедушный Изя таскали ящики с патронами, гранатами, тушенкой. Затем рухнули в кузова грузовиков и спали до рассвета. Продрав глаза увидели населенный пункт со знакомым из песни названием Замостье.

– На Дону и Замостье тлеют белые кости. Над костями шумят ветерки, – завел кто-то замогильным, леденящим кровь голосом, каким пел неведомый солист с пластинки, крутившейся по трансляторам в военном городке.

– Помнят псы-атаманы, помнят польские паны конармейские наши клинки, – дружно подтянули бойцы, марш кавалеристов, полюбившийся всем родам войск.

– Отставить песню! – вылез из кабины тормознувшего грузовика, замахал руками Изя. – Не провоцировать трудовое польское население! Панов здесь больше нет! Их кого не в тридцать девятом – того в сороковом году в Сибирь выслали заниматься общественно-полезным трудом, идейно перековываться!

Доехали до города Луцк. Все были поражены невиданной ранее архитектурой, чистотой, блеском витрин. Изумила бойцов бабка, с мылом мывшая тротуар рядом с домом. Даже видавший виды Лифанов уважительно протянул:

– Культура, бля! – и обернулся к служивым. – На тротуары, мостовые не плевать, окурки не бросать!

По тротуарам разгуливали жены командиров из частей, прибывших раньше. По незнанию дамочки накупили кружевных ночных сорочек и, сочтя их за платья, дефилировали среди лотков торговцев.

– Курвы советские! – шипели им вслед польки с хохлушками.

Рванули дальше, почти до самой границы. Там ждали домики для офицерского состава, палатки для красноармейцев, дощатая столовая, баня, в которую поротно-повзводно погнали служивых. Распаренных, чистых воинов ждала новая форма. Новые ботинки обещали выдать в понедельник – двадцать третьего июня. Повели обедать. Накормили вкусно, даже подали котлеты, которые в Забайкалье бойцы видели лишь на седьмое ноября, двадцать третье февраля, да первое мая. Показали линию окопов с пулеметными гнездами, возведенную военными строителями.

– Более серьезные укрепления возведете своими силами под руководством армейских инженеров, – сказал командирам политработник с комиссарскими ромбами в петлицах. – Времени предостаточно. С Германией у нас договор о ненападении. Немцы ведут себя тактично. Провокациями не занимаются, словом, выполняют все пункты соглашения, подписанного товарищем Молотовым и немецким министром Риббентропом. Правда, на днях залетел к нам их летчик. Но пока соединились с нашей авиацией, пока прилетели наши «ястребки», его след простыл. Немцы сами к нам приехали, извинились, дескать молодой, неопытный пилот заблудился. Культурный все-таки народец!

Вечером в дощатом клубе показали фильм «Трактористы». Бойцы и командиры дружно хохотали над комическими выкрутасами артистов Алейникова и Андреева, восхищались красотой актрисы Ладыниной, игравшей главную женскую роль. Все хором подпевали прошедшую через весь фильм песню, с особым воодушевлением ее припев:

– Гремя огнем, сверкая блеском стали, пойдут машины в яростный поход. Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин, а первый маршал в бой нас поведет.

Радостно расходились после фильма по палаткам. Ведь, следующий день – двадцать второе июня приходился на воскресенье. А это значило, что не будут гонять по полосам препятствий, не будет политзанятий, зубрежки уставов, сборки разборки самозарядных винтовок Токарева, стрельб и прочих солдатских занятий. Может быть, даже отпустят в увольнительные, о коих никто не заикался во время службы в Забайкалье. Настроение изгадил Лифанов.

– Ваше отделение, товарищ Грищенко, несет боевое охранение объектов с трех тридцати до пяти тридцати утра! – объявил он.

А это значило: прощай самый крепкий, предрассветный сон. Мало того, сдал пост – будь любезен на физзарядку! Потом никто не даст спать: хоть лбом в стену колоти, но бодрствуй!

– Вот, гад! Опять в карман насрал! – ругнулся Миша.

Кольке достался пост на контрольно-пропускном пункте. С одной стороны, хорошо – начальник караула в домике рядом. С другой стороны, хрен прикорнешь! Весь на виду. Казаков слонялся вдоль ворот. Временами становился под грибок, опирался на его столб, чтобы дать отдых ногам. Наконец, на востоке появилась алая полоса. Восход! Значит совсем недолго стоять на посту. Вдруг из темноты, с запада послышался нараставший гул. Колька глянул в его сторону и обомлел. Летело множество самолетов, вмиг заслонивших утренние звезды. Боец бросился в караулку. Стукнул кулаком в дверь, из-за которой выглянул заспанный Изя.

– Товарищ, старший политрук! Немцы! Самолеты! Много! – выдохнул он.

– Отставить паникерство! Прекратить провокацию! – взвизгнул Изя и осекся: немецкие самолеты были уже над их головами.

Затем раздался жуткий вой, задрожала под ногами земля, встали над нею рыжие сполохи взрывов, за ними повис оглушающий грохот. Колька бросился на землю. Рядом упал старший политрук. Краем глаза боец видел, как в огромные костры превратились домики комсостава, столовая, баня, клуб. Заметались выскочившие из палаток в трусах и майках красноармейцы. Снова повисли вой и свист. Только уже не с верху, а с запада, с земли. Немецкая артиллерия обрушила огонь на лагерь. С рассветом огонь прекратился. Вдалеке слышались выстрелы, взрывы. Вела бой пограничная застава. Героизм ее бойцов позволил пехотинцам оправиться, найти оружие и одежду, подсчитать потери. Погиб весь командный состав полка, кроме начальника особого отдела. Складывали в ряд убитых. Это, разумеется, поручили отделению Грищенко. Преодолевая приступы рвоты волокли, подхватив за руки-за ноги тех, кто еще пару часов назад были товарищами по оружию, веселыми, балагурившими крепкими парнями, коим жить, да жить. Полковые врачи оперировали раненых. Начальник особого отдела – старший лейтенант госбезопасности Куроедов, прозванный Черным вороном, принял командование полком. Попытки связаться с более высоким начальством оказались безуспешными. Телефонная связь не работала, вероятно была перерезана немецкими диверсантами. Рации гитлеровцы глушили радиопомехами.

– Занять позиции! – приказал Куроедов, кивнув на развороченные окопы. – Будем держать оборону до прибытия подкреплений! Пока нет приказа об отступлении – ни шага назад! Паникеры, дезертиры, бойцы, попытавшиеся сдаться в плен, будут расстреливаться на месте преступления без суда и следствия!

– Надо бы послать кого-нибудь на заставу. Узнать, что там? – предложил командир роты Скопцов.

– Я послал связистов найти повреждение в кабеле и соединить нас со штабом дивизии. Думаю, что мы имеем дело с элементарной провокацией.