Владимир Макарычев - Проданный Дом

Столб окопали по периметру, но никак не могли вытянуть. Переминаясь с ноги на ногу, как утка, рядом находившаяся женщина не выдержала первой:

– Да спилите его к лешему! Так целый день провозитесь, а ещё двор чистить. Коровы не доены.

Пожилой хозяин походкой носорога направился на работников. Те, не сговариваясь, бросили непосильное занятие. Расступились. Полный мужчина обхватил руками бревно. Прижался к нему щекой, слово к любимой женщине. Постоял так минуты три и медленно-медленно начал вытягивать из ямы. Работники увидели его огромные жилистые руки, оголенные по локоть. Холки ладоней покраснели, а чувствительные пальцы слегка пульсировали на чёрном теле мёртвого бревна. Как только столб сильно наклонился, богатырь нехотя ослабил хватку. Затем медленно отступил.

– Сколько работничков не корми, все не в прок, – бросил с упреком в сторону мужиков, – выгоню на хрен!

– Куда нам с тобой, профессор, тягаться, – восхищенно пробасил человек с красным лицом.

Другой участник добавил с сильным акцентом:

– Геркю-лесс!

– Ты, Васька, с утра нетрезв, – с упреком обратился профессор к краснорожему, – скоро надоест тебя воспитывать.

– Профессор! Васька, яхши, – вступился второй работник, – Васька хороший.

– Сухроб, помолчи! – устало прикрикнул профессор. – Грузите хряков в тракторную тележку. Повезем на бойню.

– Зачем деньги платить чеченцам? Сами заколем, – руками изображая предстоящий процесс, возмущенно предложил Сухроб.

– Заколет он, – пришла очередь возмутиться профессору. – Во-первых, начальник скотобойни не чеченец, а молдаванин. Во-вторых, без клейма мясо не продадим. Тридцать процентов от стоимости туши приходится отдавать за справку ветеринарного контроля. Грабители! Да еще жалоба, будь она не ладна. Воздух я им в поселке испортил.

Хозяин поселковой фермы тяжело повернулся в сторону дома. Прошил, что выстрелом, недобрым взглядом. Хорошо знал больные места и недоделки. Из-за неправильно сложенного фундамента покосилась терраска, пол в середине вспучило, отчего с трудом закрываются двери. Красивые при покупке строганные бревна, через пару лет потрескались. Дерево не созрело, вот его и крутит, потому, как сруб не выстоялся. Сырым загнали под крышу. Косяки лезут и лезут. Доверился местным умельцам. Сплошной обман! Работают по-шабашному, а цены дерут по-московски.

За спиной завизжали потревоженные хряки. Профессор-фермер тяжело повернулся в сторону хлева. Десяток свиней, три коровы и два бычка, козы, утки. Больше года создавал хозяйство. Одна жалоба поставила крест над мечтой.

Род Улыбиных давно обосновался на берегу лесной речушки Чухловка. В древности здесь проживало финно-угорское племя чудь. Ушлый народ, неосознанно применив ребрендинг, пытался изменить историю. С советских времен позиционировали себя овощеводами. До революции, напротив, славились свиноводством. Свиней здесь называли «чух-чух». Отсюда, мол, и Чухлово. В новой России бывшие крестьяне омещанились и обленились. Дешевле оказалось купить китайскую свинину и турецкие овощи, чем самим выращивать. О ребрендинге больше не вспоминали. Вошли в ленивый дауншифтинг.

Отец первым нарушил семейную традицию животноводов-овощеводов. Дослужился до главврача поселковой больницы. Младший сын пошел по стопам родителя. После окончания медвуза вернулся в родную поселковую больницу. Профессор-земляк во время отпуска подметил толкового паренька, взял в московскую клинику. В двадцать шесть лет – кандидат, в тридцать – доктор медицинских наук. Авторитет пластического хирурга. Слава о волшебных руках доктора Улыбина докатилась до родной Чухловки. Лечил, спасал, возвращал к полноценной жизни. Денег с земляков никогда не брал. Благодарили грибами, ягодами, соленостями домашними. Дача в Подмосковье, семья, внуки. Весь набор жизненного успеха. К шестидесяти годам зов предков возобладал над здравым смыслом. Возможно, таким образом компенсировал прежнюю активность? Перенаправлял энергию в другое русло. По себе знал, медицинское солнце грело все больше молодых и беспринципных.

– Эга, – прервал воспоминания ласковым обращением Сухроб, —чушки в машине. Когда выезжаем?

Профессор неспешно махнул в сторону ворот, тяжелой поступью направляясь к автомобилю. В его основательных движениях не было ничего лишнего, случайного. Казалось, бережно несет в руках скальпель хирурга.

Трактор с тележкой в сопровождении светлого джипа медленно двинулись по улицам райцентра. По пути их весело обгоняли редкие приземистые семерки и торпедовидные вазы-пятнашки. Машина и трактор, миновав огромную лужу, въехали в никем не охраняемый двор. Всюду стояла старая техника, валялись кучки ржавого металлолома. Улыбин, перепрыгивая колеи, неспешно достиг одноэтажного беленького здания конторы. Внутри пахло домашними цветами, уютом. Узорчатые обои, мягкий свет неоновых ламп, приветливые лица немногочисленных сотрудников. Его здесь знали и уважали.

В приемной начальника районной скотобойни за компьютером работала полная женщина. Пять лет назад удалял ей на правой груди опухоль. Улыбин помнил каждую свою больную. Поприветствовал. В ответ мило улыбнулась, заговорчески подмигнув. Без стука открыл дверь начальника конторы. Небольшая комнатка-кабинет. На столе три аккуратных стопки деловых бумаг. Чернобровый мужчина чуть приподнял модные узкие очки. Не обращая внимания на вошедшего, продолжил изучать документ. Профессор застыл в ожидании. Наконец, начальник скотобойни отложил бумаги в одну из стопок

– Здравствуйте, профессор. Присаживайтесь, – натянуто-доброжелательно предложил чернобровый.

– Привез двух хряков. Дайте команду побыстрее заколоть. Счёт ещё выписать на оплату. Можно ли цену поправить? Слишком дорогое удовольствие – за справку ветконтроля отдать тридцать процентов от прибыли.

Черная водолазка впилась в жилистые плечи начальника скотобойни. Обозначилась натренированная мускулатура. Чернобровый слегка приподнялся с кресла. В его движении чувствовалась реакция боксера.

– Профессор! – требовательно и резко воскликнул хозяин кабинета. – Не провоцируйте! Вы находитесь на территории муниципального предприятия. Каталог утвержден свыше, и не в моей власти его изменить. Впрочем, …

Спортивный мужчина быстро черкнул на бумажке и молча протянул обрывок листка. Фермер тут же отсчитал двадцать тысяч рублей. Молча, с благодарностью в глазах, передал деньги. Договорная цена устраивала и составляла не тридцать, а пятнадцать процентов от стоимости будущего мяса.

– Я тебя поддержу, – загадочно проговорил начальник.

Сморщил недовольно лицо в ответ на растерянность профессора. Узкие губы до ушей растянулись в неискренней улыбке. Отсчитал несколько тысяч от улыбинских денег.