Наталья Гайдашова - Счастье за горой

– Вот, Мавра. Я заговорила зуб у змеи, теперь этот зуб отведет всю беду и напасть от тебя. Возьми его и не теряй.

С верой в чудо, отдавала Мавра свой оберег мужу. Теперь точно вернётся муж живой и здоровый. Заранее сказать ему, что лежит в мешочке постеснялась, вдруг поднимет на смех или того хуже, вообще не возьмёт. Уже дома сильно пожалела, что дала мешочек просто в руки. Надо было пришить верёвочку и повесить мужу на шею, тогда точно был бы при нём змеиный зуб. И так она затосковала, что проплакала весь вечер, а когда уснула, то привиделся ей сон, будто по дороге ползла змея и приблизившись к Мавре, высоко подняла голову, зашипела и открыла она свою красную пасть, а там белел длинный зуб. Показала змея Мавре жало и начало извиваться по земле её длинное чёрное тело.

В октябре пришла похоронка на мужа. Погиб. Для Мавры же началась жизнь тяжёлая. Работала Мавра, как и все бабы в колхозе за себя и за своих мужиков. Дома закрывала дочек одних почти на весь день. Пока Анисья лежала в люльке, не было печали у Мавры. Но как только стала подрастать, пришлось оставлять её на полу, где она ползала до прихода матери. Нюра присматривала за ней как могла, да что с неё было взять, сама ещё ребёнок. Долго Анисья не ходила, приподнимаясь на ручках, хваталась за край скамейки и пыталась встать. Не получалось. Дрожащие ноги не могли удержать её тонкое и длинное тело. Много слёз пролила Мавра, жалко ей было дочку, жалко себя. Смотрела на Анисью, вспоминала мужа, и такая боль разрывала ей сердце, что порой и совладать с собой не могла. Уткнётся лицом в ладони и только слышны глухие стоны, а опущенные плечи вздрагивают, а голова качается из стороны в сторону. Горе! Дочки сначала утешают её: «Не плачь, мама!» А потом сами заревут в три ручья и уже не понятно, кто кого утешает. Поплачут обнявшись и живут дальше. Но Бог Анисью пожалел, не дал остаться ей беспомощной калекой. К пяти годам стала крепнуть Анисья. Не так сильно дрожали ноги, когда пыталась она стоять, держась за любую опору, не так быстро уставала, подтягивая тело и поднимаясь с пола. Стала у Анисьи появляться сила в ногах. Сначала думали, что растёт она слабенькой без материнской заботы. Уходя на работу тепло одевала Мавра дочку и жарко топила избу, деревянный не крашенный пол пропускал холод и холодил маленькую Анисью. Когда сомнений не осталось, что у девочки проблемы с ногами, бабушка Маша взялась за лечение. Лечила она внучку запаренной соломой. Заливала солому кипятком в кадушке, давала немного остынуть взвару и сажала в него Анисью. При этом молилась и приговаривала слова, которые знала лишь бабушка Маша, и были это не просто слова, а слова особенные, лечебные. Когда постепенно стала болезнь отступать и Анисья начала ходить, то за все пять лет без движенья, отыгралась она. Была ли ещё такая бойкая и шустрая девчонка в деревне, была ли такая игрунья и выдумщица? Навряд ли! Ходить просто по дороге она не могла, всегда бегала вприпрыжку. Казалось, что не знает она устали, и пробежит любое расстояние, и перепрыгнет, и перелезет через любую преграду. Всегда вокруг неё детвора, и только слышен звонкий голос Анисьи, которая раздавала указы или требовала к себе внимания.

– Ну, Аниська, и веретено же ты! – смеялась Мавра. – Хоть минуточку можешь посидеть спокойно!

Да только, как правило, летели материнские слова в спину убегающий дочке.

Нюра с Анисьей были не разлей вода. Всё делали вместе, матери помогали, любую работу по дому знали, огороды на них были, и пололи, и поливали, всюду успевали. А как только свободная минутка выдавалась, то бегом на улицу, а там уже ватага девчонок и мальчишек ждут сестёр.

– Эй, лукавые, – крикнет Анисья. – Айда на реку!

И всей гурьбой бегут к реке, но впереди всех несётся дороги не разбирая Анисья.

В семь лет пошла она в школу. И там стала первой – и в учебе, и в затеях детских, везде отличалась. Её бы и поругать, да шалости все были безобидными, скорее больше пользы от неё было, чем вреда.

Дома жизнь тоже наладилась. Закончилась война. Мать больше не работала так тяжело и много. Появилось свободное время и, глядя на дочек, Мавра уже не плакала так страшно как в прошлом. Казалось, ни что не сможет изменить размеренную жизнь, установившуюся в их семье, но вышло по-другому. В один миг всё перевернулось с ног на голову. И случилось это прежде всего для Анисьи.

Глава 3

Через четыре года после окончания войны произошло важное событие. Как-то мать пришла домой не одна.

– Познакомьтесь. – сказала она дочкам. – Это Валерий Иванович Щербаков. Мы с ним записались сегодня. Будем жить вместе.

Щербаков приехал в Борки с партией рабочих на вырубку леса. Жили они в специально построенных колхозом бараках. Были среди лесорубов семейные, были и холостые. Рабочие приезжали и уезжали, а вот Щербаков решил остаться с Маврой. Он воевал, был ранен и контужен. В блокадном Ленинграде погибла его семья – жена и двое детей. Щербаков был старше Мавры на десять лет, но тяжёлые годы войны и пережитое горе преждевременно состарили его.

С первого взгляда невзлюбила Анисья отчима. Всё вызывало у неё раздражение, начиная с плешивой головы и подбородка, поросшего чёрной щетиной, до тонких и кривых ног, которые ставил он на землю робко, как будто сомневаясь, устоит или нет. При ходьбе его немного покачивало из стороны в сторону, и Щербаков производил впечатление выпившего человека, хотя слабость в ногах была последствием контузии. Был Валерий Иванович невысокого роста и узким в кости, а потому очень проигрывал рядом с высокой и статной Маврой. Больше же всего невзлюбила Анисья его руки с узловатыми длинными пальцами. И когда однажды Щербаков схватил Анисью за шиворот, она не задумываясь выпалила ему в лицо, ловко вывернувшись из его цепких пальцев:

– Клешни от меня убери, ещё раз схватишь, я тебе их обломаю.

– Ах, ты поганка! – зло процедил Валерий Иванович.

С этого момента началась между отчимом и Анисьей война. Больше Валерий Иванович руки не распускал, но не было для падчерицы ни одного доброго взгляда, ни одного ласкового слова. Он или вовсе её не замечал, или кричал грозно. От криков этих убегала Анисья к бабушке Маше и бывало, что жила у неё по несколько дней. Мать снова начала плакать. Девочка давала матери слово, что не будет больше задирать отчима и смирится с его присутствием, но сдержать себя не могла. Стычки и конфликты между ними не прекращались.

– Анисья, дочка, ты пойми, тяжело мне одной. Вам отец нужен, а мне муж. Он человек-то не плохой, воевал.

– Контуженный он! – свирепела Анисья. – Потому и злой такой!

– Дочка, он за нас с тобой воевал, чтобы мы счастливо жили.

– За нас отец воевал и жизнь свою отдал! А ты забыла про него!