Наталья Гайдашова - Счастье за горой

– Нет, не забыла! Да ведь его не вернешь, а я живая, я жить хочу и счастья хочу. – заливалась слезами Мавра. Она проводила рукой по округлившемуся животу, потом обнимала Анисью.

– Нашла бы хоть приличного, а то плешивого какого-то подобрала. – не унималась Анисья.

– Да, где их приличных-то взять, глупая, война-то какая прошла, почти всех мужиков поубивало, сколько баб вдовами остались. А он хоть и плешивый, а всё же мужик. Да и что говорить теперь, скоро ребёночек родится, семья ведь у нас. Смирись, Анисья, ради меня смирись.

Любовь и жалость к матери делали Анисью молчаливой и грустной. Случалось, что прежняя безудержная весёлость нападала на неё, но стоило отчиму сказать что-то обидное, и Анисья мрачнела и замыкалась в себе. Обычно говорил Валерий Иванович с неприязнью глядя на падчерицу:

– Кобыла здоровая, ей работать надо, а она всё в игрушки играет.

– Сам работай, сидишь на материнской шее. – не уступала Анисья.

– У, поганка, много ты понимаешь про шеи, я инвалид, мне так досталось, что не дай бог тебе такое испытать.

Однажды не выдержала Анисья и сходу дала отпор Щербаку, (другим именем она его не называла):

– Инвалид! А мамке-то моей что не досталось? Тоже всю войну прошла! Она здоровая, поэтому с фермы домой только ночевать ходит, а ты больной дома сидишь.

– Не твое телячье дело, много разговаривать стала. Вот иди и работай, пока ты тут жрёшь, я работать не буду.

– И пойду, сдались вы мне все…

Сказала и выскочила за дверь. Поплакала в укромном месте, да только слезами не поможешь, поэтому летом, закончив четыре класса, ушла Анисья в соседнее село Касачиха жить в семью Лидии Сергеевны. Им была нужна нянька для годовалого сына. Мавра отпустила дочку не с легкой душой, но выхода не было. Между отчимом и дочерью была такая неприязнь, что могла довести, не дай бог, до греха. Нюра уже второй год жила в Москве в семье архитектора и присматривала за его маленькими детьми. «Доля моя такая сиротская», – решила Анисья и смирилась.

Лидия Сергеевна работала медсестрой в сельской больнице. Приехала она в Касачиху молодым специалистом. Вышла замуж за местного тракториста Николая Звонова. Молодой семье выделил колхоз «квартиру», (половину деревянного барака). Жили дружно. Лидия Сергеевна выглядела не на много старше Анисьи. Милое, покрытое густыми веснушками лицо Лидии Сергеевны было таким открытым и доверчивым, что Анисья сразу признала в ней человека близкого и не опасного. Так и получилось. Относилась Лидия Сергеевна к Анисье как младшей сестре и звала её в шутку Аниська-воин, за характер боевой и за вечное стремление добиться справедливости.

Вечером возвращался с работы Николай Тимофеевич. Переодевался во всё чистое и долго мыл руки и лицо душистым мылом, пытаясь отмыться от запаха солярки. Потом проходил в комнату и улыбаясь говорил:

– Ну что, девушки-красавицы, будете кормить добытчика? Есть хочу, так бы и съел Алёшку-картошку.

Брал сына на руки, подбрасывал и щекотал его. Счастливый Алёшка заливался смехом, потом отец целовал сына и, подбросив в последний раз высоко к потолку, ставил на пол.

– Будем, мы уже заждались. – отвечает Анисья, накрывая на стол.

– Ну, рассказывайте, как день прошёл? – спрашивал Николай Тимофеевич, расслабившись и не торопясь попивая чаёк, после того как утолил голод.

А сам глаза не сводил с жены и при первой же возможности, обязательно прикасался к ней рукой или обнимал, или гладил по плечу. Анисья видела это и думала: «Вырасту, выйду замуж и мой муж тоже будет добрым и меня будет любить также как Николай Тимофеевич любит Лидию Сергеевну».

С Алёшкой управлялась Анисья ловко. Кормила и спать укладывала, гуляла и играла, делала всё добросовестно с заботой к ребёнку. Но стоило Лидии Сергеевне переступить порог дома, то девочки и след простыл. Бежала она на улицу к подружкам и удержать её дома не было никакой возможности.

– Анисья, сядь надо поговорить. – сказала Лидия Сергеевна на следующий день после того, как побывала Анисья в Борках.

Девочка послушно уселась на скамейку. Алёшка взобрался к ней на колени.

– Ругать что ли будете, вроде не за что. – насупилась Анисья.

– Ругать не буду, но спросить тебя хочу, где ты пропадала вчера вечером и почему пришла так поздно?

– Домой ходила. – вздохнула Анисья.

– Анисья, ты скучаешь по домашним?

– Скучаю, только ещё… – Анисья замолчала.

– Что ещё?

Девочка опустила глаза и крепко прижала к себе Алёшку. Он стал вырываться, расплакался, и Лидия Сергеевна забрала ребёнка.

– Анисья, что ещё?

– Я за молоком бегала.

– За каким молоком? – не поняла Лидия Сергеевна.

– За коровьим молоком. Люблю я его очень.

– Вот в чём дело. Понятно. – протянула Лидия Сергеевна.

– С молоком разберёмся, но ты мне ответь вот на такой вопрос: скоро сентябрь, ты собираешься идти в школу?

– Не пойду! – категорично сказала Анисья.

– Ты должна учиться. Не можешь же ты всю жизнь сидеть с чужими детьми. Надо получить профессию, а если ты не закончишь восьмилетку, как ты будешь учиться дальше.

– Не пойду! С досады Анисья топнула босой ногой.

Лидия Сергеевна долго уговаривала, но на все доводы девочка твердила одно:

– Не пойду. – вконец измучившись с упрямой Анисьей, Лидия Сергеевна махнула на неё рукой.

– Поступай как хочешь, но ноги надо мыть каждый день. – без всякой связи выпалила Лидия Сергеевна.

– Зачем их мыть?

– Потому что они грязные, ты спишь на чистой постели.

– Лидия Сергеевна, они не грязные, а пыльные, что толку их мыть, если они завтра снова запылятся. А потом, я лежу на кровати и мои ноги торчат вот так – и Анисья показала, как. Я даже ногами не касаюсь простыни.

– Анисья! Ноги надо мыть каждый день. Это я тебе как медик говорю. И скажи мне, пожалуйста, почему ты не носишь ботинки. Почему ходишь босиком?

– Лидия Сергеевна, вот вы чудачка! Я ботинки жалею, они у меня одни, сношу их, в чём ходить буду? Мамка мне новые не купит.

Лидия Сергеевна улыбнулась:

– Эх, Аниська-воин! Нет на тебя управы. Дай мне слово, что ноги будешь перед сном мыть.

– Лидия Сергеевна, дел-то, рукой махну и всё в порядке!

Вроде беззаботно ответила Анисья Лидии Сергеевне, но на самом деле грустно стало у девочки на душе. Вспомнила она, как в послевоенные тяжёлые годы жили они с матерью так бедно, что и представить себе трудно. Вспомнила, как однажды утром, уходя на работу, обула Мавра на одну ногу резиновый сапог, а на другую кирзовый.

– Мамка, как же ты так пойдешь, в разных то сапогах? – спросила Нюра.

– А пусть знают, дочка, что у меня и такие и такие сапоги имеются. – улыбнулась Мавра.

Глава 4

Улица, где жила Лидия Сергеевна была тупиковой. Деревенская дорога обходила её стороной. Домов пятнадцать стояли вкруг, а в центре поляны молодецки красовался колодец. Он был точкой сбора не только хозяек, которые приходили за водой и обменивались последними новостями, смеялись, ругались, выясняли отношения, но и местной ребятни. На улице ещё были колодцы, на каждые три дома свой. Но за отсутствием какой-либо возможности узнавать новости не только деревенские, но всей страны, а иногда даже и мировые, стремились женщины к центральному колодцу и завидя, что там произошёл сбор из нескольких кумушек, хватали вёдра и устремлялись поближе к новостям. Трава вокруг колодца была так истоптана, будто за водой ходили не с десяток женщин, и не толкались там с утра до вечера ребятишки, а целое стадо коров приходило туда на водопой. Вокруг скамейки, установленной у колодца, трава была стёрта до самого песка.