Дмитрий Мечников - Веллер-квартет. Повести и рассказы

– 1. Сколько времени вы ждали осмотра в приёмном покое?

А) Один час?

Б) Три часа?

В) Больше шести?

– Вообще не ждал. Это меня ждали… – едва успел вклинить ответ Свинцов, но жеманница продолжала тарахтеть, как будто имела дело с немым собеседником.

– 2. Долго ли вы терпели грубость медперсонала?

А) Один час?

Б) Три часа?

В) Больше шести?

– Да никто пикнуть не смел! Послушайте… – голос великого реформатора захлебнулся в третьем вопросе анкеты.

– 3. Какие недостатки в профессионализме ОМРа приёмного отделения вы заметили?

А) Долго вас опрашивал?

Б) Долго вас осматривал?

В) Медленно печатал в зависшей программе «Недомед»?

Г) Другое.

– Что «другое»? Дайте мне сказать! – ошалело требовал Свинцов, не понимая, кто из них уже не догоняет.

– 4. От кого исходила инициатива дачи денежного вознаграждения за оказанные услуги?

А) От вас.

Б) От…

– Да как вы смеете в калашный ряд? – неожиданно для самого себя взорвался от внезапно нахлынувшей ненависти к своим защитникам Свинцов, прервав зачитывание гениального мозговыкидыша от страховой компании. – Что за формулировки, я вас спрашиваю? Что вы смыслите в профессионализме? Недосодрали бабла при последней проверке медицинской документации? «Нужных нам правдивых ответов» – как вам это нравится? Мозгов нет! – вскипел окончательно реформатор и в ярости нажал на отбой.

Он был зол. И это было полбеды. Хуже было то, что он был парадоксально зол. Причём на страховщиков, что случилось с ним впервые. На страховщиков – верных союзников в деле превращения врачей в объекты медицинских реформ. Страховщики обеспечивали, с одной стороны, добывание компрометирующих профессионализм врачей фактов – что греха таить, кто из них не ошибается. «Эрраре хуманум эст, – вспомнилась Свинцову латинская поговорка. – Так, кажется, на ужасной латыни звучит „человеку свойственно ошибаться“. Хотя правильней и честнее не „эст“, а по-русски „ест“. Получается: „Ошибка человека ест“. В смысле коготок увяз – птичку жалко!»

Панораму врачебных ошибок он, Свинцов, начал познавать на себе буквально с первых минут жизни. Потницу, которую когда-то очень давно педиатры и дерматологи ухитрились спутать с красным плоским лишаём, что вылилось для его родителей в километры лишней беготни по врачам и стоило кучи потраченных нервов маме. Затем пришло время проявить себя хирургам, и они долго принимали врождённую пахово-мошоночную грыжу за водянку яичка. Мама, когда рассказывала про это, очень сердилась. Причём центральный эпизод в её рассказе занимала словесная перепалка двух хирургов, один из которых твёрдо стоял на стороне пахово-мошоночной грыжи. Сердцу его оппонента, несомненно, была ближе водянка яичка. Так они и спорили довольно долго, пока не произошло ущемление грыжи, положившее конец благородной дискуссии и объединившее усилия почтенных хирургов в блестяще проведённой операции.

И потом, будучи студентом на юрфаке, когда фельдшер сделал прививку и не объяснил толком от чего. Он что-то говорил, только будущий юрист медицинского языка не понял. Затем в юной юридической голове будущего государственного мужа зародилось примерно три десятка вопросов, на которые фельдшер, не имевший в сутках лишних двадцать четыре часа свободного времени, не стал отвечать.

А смерть дяди-цеховика, оставившего солидное наследство, которая наступила по официальной версии от поздно прибывшей на место ДТП скорой? Дядя, мнивший себя мотоциклетным Паганини, по пьянке въехал в троллейбусный столб. И, наконец, относительно недавняя кончина любимой жены в зубоврачебном кресле. Да чего там кончина жены? Было ведь ещё такое, о чём вообще никому не расскажешь. Свинцов был в этом убеждён! Подумать только, его, будущего реформатора России, во время родов тащили щипцами! Акушерки в роддоме шептались промеж собой: «Щипцовый, бедняга»! И это мама слышала!

– Так много у вас гинекологов, а почему будущий новорождённый щипцовым стал – неизвестно. И не дознаешься, кто виноват! – раскаляла скандалом мама кабинеты облздрава. Да, если бы тогда была страховая медицина, компромат нарыли бы в два счёта и роддом бы изрядно оштрафовали, а врачей с акушерками уволили!

«С другой стороны, – продолжал анализировать Свинцов, – обзвон и заброс анкетами создавал у населения некое ощущение заботы о нём, несмотря на продолжающееся увеличение очередей на приём к врачам по талонам. Но тут вообще всё законно! Все нормы приёма посчитаны экономистами. Для того и страховая медицина, чтобы надёжно развести медработников и пациентов по разные стороны непреодолимых баррикад! Но если всё правильно, тогда чего я вдруг напал на невинного представителя страховой компании „ФОКС-ЖО“? Может, из-за некорректной до наглости анкеты? Так это необходимый для добывания компромата инструмент их работы. Если на больного не давить в нужном направлении, то как он осознает себя клиентом-правообладателем? И, не дай бог, снова начнёт верить врачам, несмотря на старания СМИ? Многочисленные горячие линии ведь замёрзнут!»

Уставший Свинцов лёг в постель и накрылся одеялом. Мысли стали постепенно путаться и медлить. А может, он сам стал постепенно терять убеждение, что он клиент-правообладатель, и начал сознавать себя обычным больным, для пользы которого в анкете не было ни слова? Или он стал хоть немного верить вот этим самым его стараниями низведённым до жалкого состояния ОМРам? Мысли всё больше путались, тормозили и приобрели жутковатый фантастический оттенок. Почудилось вдруг, что страховщики намеренно третируют лечебные учреждения, чтобы врачи в замешательстве от бесконечных проверок чаще ошибались, невольно способствуя удовлетворению нарастающих аппетитов всех этих «ФОКС-ЖО» или «RRS-медицина» и бог ещё знает кого.

Распоясавшаяся полусонная фантазия немедленно нарисовала картину, от которой Свинцова прошибло холодным потом: дюжина врачей, обложенная горами затребованной для страховой проверки медицинской документации, не могла двинуться в сторону странно неподвижного больного на заднем плане картины. Ложем больному служила новейшая кровать с тонкой арматурой вместо допотопной сетки. Рядом на подставке размещался дозатор, заряженный опустевшим шприцом, оглашая пространство непрерывным писком. Подле стояло несколько родственников с причудливо маленькими головами и огромными руками, тянувшимися неестественно длинными и толстыми пальцами в сторону утративших подвижность врачей. При этом некоторые руки размахивали такими же огромными смартфонами, поднося их к головам, изливая в уши неведомых оппонентов множество эмоций, сливающихся в нечленораздельный гул. На среднем плане среди пустыни стояла одинокая дверь с криво висящим, заиндевевшим от инея номером телефона горячей линии. Рядом располагалась бессильно поникшая фигура женщины, так и не получившей помощи от своих «спасителей».