Сергей Черныш - Предатель, или Умение выжить

Я написал научную статью, где сформулировал вопрос, в разных плоскостях, доказав, что убедительного ответа на него нет. Ягуар или леопард – сильный наземный хищник, охотящийся, в основном на парнокопытных. Однако, боясь конкуренции, убив жертву, он затаскивает её на дерево и там поедает. О его охоте, её специфике можно писать бесконечно – настолько разноообразна тактика и стратегия охоты. Для этих плотоядных подводный мир чужд по определению. Взрослый крокодил совершенно свободно может воспринять представителя кошачьих за жертву и успешно атаковать. Подводный мир для крокодила – естественен и понятен, чего никак не скажешь о кошачьих. Тогда кто укажет мне, пусть и контурно, эволюционную природу охоты ягуара на небольших крокодилов в реке? Небольшой крокодил, по весу не намного меньше ягуара, однако он жертва, несмотря на то, что находится в своей природной среде.

Баланс видов рыб в водоёме в связи с динамикой развития подводной растительности, – эта тема заняла год изучения, мной был подобран материал и написан целый труд, который затем пылился в нашей библиотеке. Но я не претендовал на научное звание, – мне было очень важно самому понять неизведанное.

Хочу упомянуть об одном из главных стимулов в моей работе. Интуитивно я чувствовал, что именитый оппонент логически не может фактами опровергнуть мои выводы, или предложить свою теорию; вместо этого он в полемику включает обилие специфических терминов,

7

многие из которых можно трактовать двояко, и ссылки на труды бесспорных авторитетов. Я, с моей горячностью, возражал как мог: все современные мультики, основываясь на фундаментальных трудах Дарвина изображают ёжика, несущего яблоки в свою норку, но фактически – ёжик – насекомоядное и этот факт не подлежит ни малейшему сомнению. Подобных фактов и ссылок я приводил множество, но они легко разбивались о твердыню принятых в научных кругах родной страны устоев.

Вся научная общественность была занята актуальнейшими вопросами агрономии, пытаясь стать в лагерь Лысенко или Вавилова. Моя же тема была настолько далека, что к ней относились как к блажи, которой сейчас не место. Спасибо помощи библиотекаря Никифора Николаевича, были подобраны определения «дикие животные» из множества словарей и трудов учёных мира, из которых ясно, что эти определения кардинально противоречивы. Скажем лиса. Живёт в близи крупных деревень, где развито животноводство и птицеводство и, соответственно, есть скотомогильник. Без человеческого присутствия в этом виде она никак существовать не может. Это спутник сельского поселения. Дикое ли это животное? В Лондоне, можно увидеть лис, роющихся в городской мусорке и совершенно независимо прогуливающихся по улицам. Животные никогда не видевшие человека, как правило, не бояться его, хотя и соблюдают осторожность. Мной были приведены примеры из жизни полярников и медведей, соболей, лис и рыбаков и проч. Особый раздел я посветил Комодским варанам. В определённое время суток они выходят на охоту и человек для них лишь вариант пищи. В этот период – это злобный хищник. Но проходит время и в самую жару, вараны замирают, будучи совершенно безопасными, на них жители не обращают вообще никакого внимания. Какие же они дикие? Как и гиены, если проследить как веками их использовали египтяне, а сейчас, считается не способным к одомашниванию животным. На мой взгляд, наука о животных вообще погрязла в штампах, которые отнюдь не универсальны. Скажем психология хищников при охоте стаей. Это и стратегия и тактика и кардинальные изменения в случае если ситуация резко меняется. Я посвятил целый раздел поведению высокоразвитых

8

животных в случае смертельной опасности. Почему волк, попавший в капкан, способен перегрызть себе лапу, а человек нет? По сути, человек более ярко понимает последствия попадания в ловушку чем животное – с этим не поспоришь, – интеллектуальный потенциал у человека в разы больше. Тогда почему? У человека меньше воли к обретению свободы? Точно нет. Человек более остро чувствует боль? Да, это так, у волка шкура толще, но за шкурой точно такие же нервные окончания, как и у человека и порог боли приблизительно такой же. С моей дотошностью, было скоплено достаточно материалов для обработки, анализа даже на докторскую учёную степень.

Мне хотелось быть убедительным и потому мной и моими единомышленниками – был собран обширнейший материал, подтверждающий нашу правоту. Беда была в том, что сама тема в советских научных кругах считалась не актуальной и потому не перспективной к изучению.

Учитывая мой возраст, меня избрали комсоргом факультета, и вскоре я стал кандидатом в члены партии. Дед был прав – мой статус не позволял мне быть беспартийным. Закончив учёбу, я довольно тесно сошёлся с профессором, зоологом, который всецело поддерживал мой взгляд на изучение зоологии и биологии как единого раздела. Места такой теме не было и мне предложили поехать преподавателем в школу в этой же области, профессор постарается пробить научную тему, которой я буквально бредил, и отозвать меня для продолжения учёбы и работы в универе. Профессор! Его задор гасил впечатление о возрасте, а откровенный взгляд исключал даже отдалённый вариант лукавства.

Его наставления были кратки :

– Учись не у людей, учись мудрости животных и птиц, да и насекомые дадут фору десяткам умничающих. Знаешь, есть такая птица в Новой Гвинеи – Двуцветный питохуи. Он не охотник, зато насквозь ядовит, даже перья несут смертельную угрозу, даже маленькая ранка может стать причиной смерти человека. Расплодилась ныне такая порода людей, конечно не у нас в стране, думаю. Ступай, с Богом. Я всё сделаю, чтобы тебя вернуть в мир науки. Помни главное: не знаю, сколько времени мне понадобиться, чтобы тебя отозвать, но главное в

9

том, чтобы ты вернулся во всеоружии знаний, а не подзабывшим материал возможным помощником. В этом качестве ты здесь не нужен. Работай день и ночь, чтобы у меня были основания, пусть и формально, но ты должен возглавить утверждённую тему, а на учёном совете, как содокладчик, не оставил бы оппонентам никаких шансов для убедительных возражений.

К родителям я наведывался редко: и далеко и дорого, да и смысла особого это не имело. Это стало ясно буквально с первого курса, сразу после поступления. Приехав домой, нужно было переодеваться и начинать помогать работать по хозяйству, дед, к тому времени здорово состарился и не только тяжёлую, но и вообще работу уже делать не мог. Было больно наблюдать, как он, собрав силы, встаёт, выходит из дому, осматривает, приходящий в упадок двор, что – то пытается сделать, потом, тяжело вздохнув, идёт в дом и ложится. Я этот упадок сил наблюдал в динамике. Когда я жил дома, я не замечал процесс его старения, и только длительное расставание позволяло увидеть этапы процесса возрастной потери сил. Он постоянно ругался с братом, отлынивающего от этого обременения / порядка в доме/ – приводя меня в пример, чем разжигал неприязнь между нами. Отработав каникулы, уставший до одури, я ехал в родной универ, мечтая поскорее забыть об этом кошмаре. Это было на каникулах и после окончания, при приезде на праздники. Слышали, небось, выражение – икона плачет? Дед мой плакал. Нет, не слезами, а душой. Десятки разнообразнейших ножей не заточенных ржавели на своих местах. Всё носило признаки разрушения. Чтобы ранее допустить, что петли калитки или двери в дом были не смазаны? Да в это и поверить было не возможно! Уключины в лодке, под вёслами скрепят – это жуткий сон от переедания. Я смотрел на эти признаки и сдерживал слёзы в горле – наш дом, наше хозяйство медленно умирало. Дед вставал с топчана на кухне, мылся, брился, завтракал, принимал стаканчик самогонки и бешено трудился, но через пару часов силы оставляли его и он надолго ложился на топчан, пытаясь привести себя в чувство. Позже и это стало не доступно. Ему было понятно, что от него исходит старческий запах и он, замерзая, периодически, держал открытой дверь, стараясь обновить атмосферу. Говорить с ним было уже не о чем, – только помогать – то постирать, то