Татьяна Хамаганова - Русский характер

– Ну и лады, идем дальше. С краю улицы стоит халупа Нюрки Гороховской. Тут я тебе не враг, сам не советую. На черта она нам сдалася, карга старая?

– Очень даже с тобой согласный. Небо с овчинку покажется под одним кровом-то с ней. Хуже собаки, один ор!

– Тут у нас с тобой полное единомыслие. Идем дальше. С энтой стороны обитает в одиночестве Варвара. Правда, сын у ей неспокойный.

– Дуй дальше, обойдем ее дом стороной.

– Рядом живет Фоминишна. Тихая благообразная старуха, но тебе не советую ёкаться, шибко старовата, даже для тебя. Переходим к задам. За огородами расположилась Мирониха. Три года, как вдовой заделалася. Срок солидный, можно и о замужестве подумать. Не торкнуло?

– Есть маленько будто…

– Закрепи, опосля обсосем ее кандидатуру со всех сторон, то ись все ее достоинства и недостатки наголяк обсудим. Идем дальше. Там же живет Никитишна, бывшая бухгалтерша бывшего колхоза «Красная заря», то бишь нашего с тобой родного колхоза, павшего в одночасье. Объективности ради надо сказать, что она, беспредельно владея финансами, немало кровушки у нас, простых колхозников, попила. Я прав?

– Не то слово. Скупая, каких свет не видывал.

– Но, учти, богатая вековуха. Дом – полная чаша. Сейчас оченно даже приветствуются браки по расчету.

– Куды меня толкашь, дружок? Она ж мне лишнего стакана воды не даст. Лучше помирать лягу возле колодца.

– И такое могёт быть. Ладно, будя, неча зариться на чужое богатство. Ну а дальше дачи пошли. Там пожилых-то полно, но кто бы знал, которая одинока, которая с мужиком. На неприятности можно свободно напороться со сватовством-то. Факт!

– Не хотелось бы. Лучше своих прощупать в смысле желания замужества. А ты почему Клавку не назвал? Верку-почтальоншу не упомнил? Они ж тож одинокие.

– Губа не дура у тебя, Макся. Бабы лет на двадцать тебя моложе! Об чем ты болташь? Клавдея тебя близко не подпустит. Она давно по Яшке Кобылкину сохнет. Не знаешь, чё ли? Все знают, а ты один не знаешь! Дурень! А Верка тебя своей сумкой кирзовой шибанет, враз протрезвеешь от всяких крамольных мыслей.

– Ладно, чего разорался-то? Это я так, к слову. И пошутить нельзя.

– Шутки у тебя! Хочешь народ рассмешить, сам посрамиться? Надумал жениться, женись благопристойно, чтоб все было чин чинарем. Никаких там сексов или того хужей!

– Чего так за меня беспокоисси? Не пойму. Суетисся, будто сам собрался жениться. Ты добра ищи, а худо само придет, не заржавееть.

– Небось, за твою репутацию беспокоюся. Друг я тебе али портянка?

– А чего тогда хочешь меня старухам сплавить? Можа, я к молодухам тягу имею? Можа, мой организма того требуеть?

– Твой организма покою требует. Восемьдесят семь процентов износу!

– Чего на три процента поскромничал? Округлил бы уж до девяноста!

– Все же дружок ты мой, совести не хватат тебя в утиль списать. Вот энти тринадцать процентов для радости души оставляю тебе. Недоволен?

– Маловато для радостев. Все ж организма живой, счастья требуеть положенного.

– Нам, старикам, шибко счастливыми быть нельзя. Опасно.

– Чего так? Не живые человеки, чё ли?

– Помереть можем от избытка счастья. Нам покой нужон. Чтоб все равномерно було. В прошлом годе, весной, Семён помер, помнишь?

– А как же.

– А причина?

– Лед на речке проломился под ним, чуть не утоп, простыл, видать.

– Только в сиську пьяный может утонуть в нашей речушке. Он-то тверезый был, как я сейчас. Остыть не успел, вытащили тут же.

– Ну и отчего он помер, по твоему уразумению?

– От счастья, что живой остался. Шибко обрадовался, вот сердце и не выдержало. Сосватаем тебя за молодуху, а ты вдруг возьми да и обрадуйси. Организм перенапряжется и расслабится. Вот Богу душу в один момент и отдашь. Я этого тебе никак не желаю, понимашь? Век наш короток, заесть его недолго.

– Как-то ты так гладко умеешь мост возвести, что и сопротивлятьси резону нету. Умный, чертяка!

– Что есть, то есть, – сдержанно согласился Афанасий.

– Ну дык чего дальше-то делать будем, а? Дело-то мое застопорилося. День меркнет ночью, а человек-то – печалью.

– Не паникуй на пустом месте! На ком у тебя сердце-то ёкнуло?

– Да уж и не помню.

– Я ж тебе наказал не забывать, горе ты луковое! Опять придется пофамильно теребить старух, будто дел других нету.

– Тебе как другу доверилси со своим жизненно важным замыслом, а ты отмахиваесси, будто я муха какая надоедливая, будто у тебя дел невпроворот.

– Ты чего, как красна девица, обижаесся? Женихом заделался, так нервы, чё ли, обострилися, слово не скажи?! Ну, давай по новой перечислять!

– А ты как думал?! Нервы натянуты что твоя тетива. Не компот варим, а судьбу мою горемышную решаем.

Переругиваясь, старики снова прошлись по одиноким старухам. Но, как назло, у деда Максима сердце молчало как партизан. Уже по третьему разу перечислили всех, но оно ёкать никак не хотело.

– Да, промблема! Я так скажу: сегодня не твой день, видать. Энто дело надо отложить до завтрева. И память сопротивлятси, и склероз тебя одолел. Прощевай! – устало промолвил Афанасий.

Расстроенный дед Максим потопал к своему дому. И вправду день сегодня не заладился. Три куриных яйца котяра Федька-разбойник раздавил прямо в гнезде. Чушка в огород пролезла, гряду с морковкой потоптала. Хорошо, Дарья вовремя увидела, прогнала, а то бы все разворотила там. Вечером корова номер учудила: не вернулась с пастбища. Все возвернулися, а егошняя – нет. Пошел искать. Все ноги исходил. Расстроился шибко. А она уже дома, как ни в чем не бывало жвачку жует и ластится. И не рассердишься на нее, кормилицу. Подоив корову, выпив кое-как чайку с творогом, лег на кушетку и стал думку думать. Про женитьбу, конечно.

– Стоит ли? – уже который раз за день задавался вопросом дед. – Опять же, и ноги худые стали, и сердце пошаливат, и одышка, черт бы ее побрал. Да и худо стало одному сутки коротать. У всех свои заботы, до меня и дела нет никому. Не ровен час, чё случится, а ты и бойси. Помрешь, не покаявшись, слова не промолвив. Нехорошо, не по-божески.

Проснувшись спозаранку, дед Максим все же окончательно утвердился в мысли, что жениться необходимо. Седни с Афоней конкретно надо решить, на ком. Хватит сумлеватьси. Жениться – и баста!

Проделав все домашние дела, дед решительно зашагал к другу Афоне. Проходя мимо магазина, который все называли «дежуркой», потому что он функционировал круглосуточно, старик увидел небольшую толпу в количестве трех человек. Они весело и громко о чем-то шумели. «Толпа», увидев его, враз замолчала и с любопытством уставилась на старика, как на диковинку какую.

– Чего шумитя? – бодро спросил дед.

– Максим Матвеич, ты взаправду решил жениться? – хихикнула продавщица Любка. – Во даешь! Молодец, дед!