Ислам Узалов - ПАЗЛ

Дело это было житейское, в основном потерявшее давно свои религиозные корни.

Просто традиция такая, которая по умолчанию не предполагала никакой реакции со стороны соответствующих органов.

Однако, нашёлся «доброжелатель», который настучал в обком партии.

В такой ситуации не реагировать, сами понимаете, уже невозможно.

И вот вызывают провинившегося на бюро обкома, и грозит ему исключение из партии – коммунист должен быть атеистом. А «партбилет на стол» автоматически означает лишение должности.

Состояло бюро обычно из 11—13 человек, среди которых, для приличия избиралась и одна женщина.

Так вот, песочат его эти партийные бонзы и наконец-таки дают слово самому виновнику.

Не знаю, присутствовала ли на заседании единственная дама, когда тот без всяких хождений вокруг да около взял «быка за рога», предложив присутствующим мужчинам спустить штаны и продемонстрировать свои собственные «необрезанные» достоинства.

Возникла, как в гоголевском «Ревизоре», немая сцена, которая сменилась гомерическим хохотом, который нивелировал бросающуюся в глаза двойную мораль, которой вольно или невольно следовали присутствующие.

Короче, начальству хватило ума, чтобы отпустить товарища с миром.

Был у меня один директор.

В девяностые годы, когда всё рухнуло его предприятие еле держалось на плаву и я не досаждал ему особыми требованиями. Задача была одна – выжить.

Но время шло, пора было уже переходить к каким-то действиям, прекратив проедать остатки когда-то наработанного, а у него положение не менялось.

В развитие не вкладывалось ни копейки, на счету смешные деньги и так далее. Причины были по его словам в высоких налогах, низких ценах на его услуги и ещё черт его знает в чём.

Я указывал ему на какие-то конкретные вещи, которые необходимо делать, чтобы выправить положение, но всегда находились причины, почему это невозможно.

Наконец мне всё это надоело, к тому же у меня появились подозрения, что у него вовсе не так все, как преподносится, и я предложил ему уволиться.

И тут мой директор с позорно мизерной зарплатой, на уровне уборщицы заволновался, демонстрируя явное нежелание уходить.

Как обычно бывает у нас в таких случаях, в первую очередь я был обвинён в том, что хочу посадить на его место своего человека, а дальше – ещё хуже. И понеслось…

Я попытался выразить недоумение, тем, что он цепляется за работу, от которой ему давно следовало бы бежать.

Что же касается какого-то «своего человека», то, даже если бы он был, то на ту работу, какую он описывает мне, его можно было направить только в качестве наказания. Но директор меня не слышал и повторял одни и те же обвинения.

В конце концов был привлечён и национальный фактор, но в прямо противоположном от традиционного смысле.

Он стал вопрошать: – Что скажут лакцы, когда узнают, что один лакец уволил другого?

Мысль (раз уж на то пошло), что и ему, как лакцу, следовало бы работать так, чтобы не создавать проблем другому лакцу, принявшему в своё время его на работу, у него при этом как-то не возникала.

Ну и что было ответить?

Я предложил ему привести трёх лакцев, которых он сам лично выберет и, если, выслушав аргументы сторон, они посчитают мои придирки, не заслуживающими увольнения, я сниму все претензии и вообще больше никогда не буду его трогать.

Но он совершенно не слышал это и продолжал твердить своё. Мой вопрос: – Почему же он не ухватывается за столь заманчивое предложение, он тоже не слышал абсолютно.

Тогда я не стал больше ничего изобретать и на каждое его высказывание начал с маниакальным упорством повторять своё предложение о трёх представителях с его стороны.

Наверное, не ошибусь, если скажу, что это я сделал раз пятьдесят, пока всё-таки не пробил его броню.

Видя, что ему некуда деваться, он, наконец, пообещал придти со своими личными судьями.

Через несколько дней он пришёл… с заявлением об увольнении по собственному желанию.

При новом же директоре положение дел резко изменилось в лучшую сторону.

В одном из махачкалинских вещевых рынков имеется довольно популярный ювелирный магазин.

После завершения рабочего дня его владелец, от греха подальше, складывает наиболее дорогие изделия в «дипломат» и уносит с собой. Слабонервным в тот чемоданчик, когда он заполнен, лучше не заглядывать.

Так вот, как-то, после одного из очередных рабочих дней этот бизнесмен присоединился к тёплой компании работников рынка, которая по какому-то поводу, а возможно и без, выпивала и закусывала.

Не знаю, закусывал ли хозяин ювелирного магазина, но напился он до такого состояния, что ушёл (уполз?) домой, забыв при этом свою сокровищницу, а утром не мог вспомнить, где её оставил.

Помог ему отец одного из охранников рынка, который подменял сына и после того, как компания разошлась, наткнулся на этот самый чемоданчик.

Опять же, не знаю насколько торжественно, но он был прилюдно вручён хозяину, который в знак благодарности презентовал благодетелю… бутылку водки.

Подарок был с достоинством отклонён.

Отец сторожа поблагодарил забывчивого предпринимателя за любезность и сказал, что он верующий, мусульманин и посему не курит и не пьёт.

Присутствовавшая рыночная общественность при этом изображала финальную сцену из гоголевского «Ревизора».

Недавно, безуспешно пытаясь в очередной раз навести порядок в своих бумагах, я наткнулся на свою статью тринадцатилетней давности, опубликованный в «Дагестанской правде».

Прочёл, вспомнил – ничего необычного, по нынешним временам. Сколько раз обо всём этом уже сказано-пересказано. А тогда…

С ним связана достаточно интересная, как мне представляется история:

В начале девяностых годов, когда еще только – только начинали пробиваться первые ростки гласности, но КПСС всё ещё оставалась «руководящей и направляющей силой», вдруг как-то разом и резко дали знать о себе проблемы, существование которых было известно, но они замазывались толстым слоем славословия.

Наиболее острыми и взрывоопасными были ситуации в Новолакском районе и связанная с кумыкским вопросом. Обстановка нагнеталась многими, стремящими не столько найти выход, сколько заработать политический капитал любой ценой.

Власть в совершенно новой для себя ситуации из одной крайности, к которой привыкла, бросилась в другую, превратившись в мягкотелого уговорщика и этим только провоцировала экстремистов.

При этом, действовал старый советский стереотип – замалчивание проблемы, уход от определения причин и их честного озвучивания.

А если о диагнозе молчат или он неверен, как лечить? Уговорами?