Владимир Шпаков - Пленники Амальгамы

За неимением трубки закуриваю сигарету. Клуб дыма лениво ползет в сторону зашторенного окна, олицетворяя душу, что ищет истину. Не первый раз занимаюсь подобным сочинительством, что выглядит очередным абсурдом. Лучше бы в комнате убрался, чем попусту фантазировать! Но сил на уборку нет, к тому же в подпитии наверняка чего-то уроню, и спящий проснется. А оно мне надо?

Раскочегаренное воображение не может остановиться, убегая теперь не в будущее, а в прошлое. Где наш семейный портрет в интерьере? Вернувшись в гостиную, беру стремянку и лезу на антресоль, чтобы извлечь на свет божий картину в дорогой раме. На ней слой пыли, который удаляю носовым платком. Прислоняю картину к стене, направляю на нее свет настольной лампы, сам присаживаюсь в кресло. Ну, привет, несуществующая ячейка общества! Изображение выполнено Монахом в импрессионистической манере, чем Зоя была недовольна, жаждала полного сходства. А вот меня результат устроил. Позировали мы, правда, по отдельности, график работ-учеб не позволял собраться воедино: я забегал в мастерскую, супруга предпочитала, чтобы ее писали на дому, а Макс, тогда еще школьник, вообще передал Сашке свою фотографию, чтобы не тратить время. Где была дочь? В проекте, по-моему, она появилась на свет через полгода после создания портрета.

Теперь, глядя на воздушные силуэты, склонившие головы друг к другу, испытываю ностальгию пополам с раздражением. Вот какого черта этот помпезный багет заказал?! Самомнение било через край, хотел на видное место вывесить, мол, любуйтесь, гости дорогие, на эту гармонию! И в то же время от картины веет чем-то несбывшимся, что имело шанс, но так и не состоялось…

Я по-прежнему использую любую возможность отвлечься, сбежать от проблем. Только вижу норку, в которой можно скрыться – моментально ныряю. Вот с чего бы идти навстречу Эльвире, с которой год, наверное, не виделся? С чего вообще слушать взволнованный щебет в телефонной трубке? Надо же: я обязан ее спасти, иначе наступит ужас, ужас, ужас!

– От кого тебя надо спасать?!

– От злых официантов! Они требуют, чтобы я расплатилась!

– А что они должны требовать? Чтобы ты утопилась в Пряже?!

Спустя минуту выясняю: она в ресторане «Центральный», а визави ушел, прихватив ее рюкзак и оставив абсолютно без денег.

– Я арестована, вникаешь?! Еще пару часов, и отправят в тюрьму!

– То есть за тебя надо расплатиться?

– Ага. Иначе я погибла!

Эльвира умеет давить на жалость и блеять детским голоском, используя бесспорный талант травести. Прима местного ТЮЗа, с виду девочка-припевочка, та умела располагать к себе мужчин, очаровывать старичков, даже подростки в нее влюблялись.

– Как же ты с кавалером прокололась? – не удерживаюсь от ехидства. – Уйти от такой женщины… Невероятно!

«Девочка» раскручивала ухажеров любого возраста по полной программе, благо, в эпоху перемен прошла школу консумации, да не где-нибудь, а в Японии. ТЮЗ тогда пребывал на грани развала, и травести Эльвира по чьей-то наводке рванула в Осаку, где проболталась год. Вернулась с чемоданом кимоно и запасом валюты, от которого вскоре остались одни воспоминания. А поскольку красиво жить не запретишь (любила Эльвира жить красиво), в ход пошли актерские приспособления.

Топаю в «Центральный» с облегчением, хотя знаю: Эльвира не отпустит, пока не опустошит бумажник, а заодно и душу. Не фиг было в свое время крутить роман с травести, теперь расплачивайся! Но лучше уж так расплачиваться, чем по-другому…

Через несколько минут вижу на входе крошечную фигурку в джинсовом комбинезоне, рядом высится внушительный черно-белый силуэт официанта (а может, метрдотеля). Официант-тире-метрдотель окидывает меня сумрачным взглядом.

– Будем расплачиваться?

– Будем. Но позже.

Взяв Эльвиру под руку, направляюсь в зал.

– Почему позже?! – семенит она рядом. – Надо сейчас!

– Сейчас хочу тебя угостить.

– Ой, серьезно?! Ты настоящий друг!

– Всего лишь?!

– Ну, ты же сам меня бросил!

Это правда, бросил, хотя причины травести не знает (надеюсь, а там бог весть!). Мы усаживаемся за столик, на котором недопитый коньяк, допитое шампанское, куча тарелок… Основательно прожигали жизнь, ничего не скажешь!

Тут же делаю заказ. Эльвира хлопает в ладоши, чуя во мне спасителя, этакого начинающего волшебника. «Я не волшебник, я только учусь…» Почему в голову лезет всякая хрень?! А потому, что в свое время Эльвира играла Золушку и заставляла меня писать о ней хвалебные статьи.

– Ну что? – усмехаюсь. – Карета превратилась в тыкву?

– Ой, точно! Но с твоим приходом все переменилось! Давай за это выпьем, пока заказ несут!

Она разливает коньяк.

– Помнишь, значит, мою Золушку?

– Такое трудно забыть!

Мы выпиваем, и вот уже приносят салаты, а пустую посуду уносят. Вторая серия гулянки для Эльвиры, похоже, привычна (японская школа!). Кто, интересно, был героем первой серии?

– Ой, ты его не знаешь! А может, и знаешь – Бурыкин, он в музучилище преподает. А в свободное от работы время музыку пишет, композитор хренов. Начал напевать что-то из своего, а я возьми и ляпни: я, мол, где-то такое слышала! Он аж со стула вскочил: «Хочешь сказать – это плагиат?!» Обиделся смертельно! Начал собираться, схватил мой рюкзачок – и с концами! А свой оставил!

Эльвира вытаскивает из-под стола рюкзак из плащевой ткани.

– Думала, там деньги есть, а нашла только сигареты и презерватив! Если бы не ты…

Что особенного в обиде средненького мелодиста, который предпочел ущемленные амбиции – страсти? Презерватив однозначно говорит о страсти, да вот незадача: художника обидели! И что странного в звонке Эльвиры? Мы в конце концов тоже занимались сексом, причем без всякой контрацепции. Однако в целом картинка вполне абсурдная: жизнь исполнена нелепостей, она уродлива и глупа, и я сам не понимаю, почему осознавать такое – приятно.

– Чего в театр не показываешься? А? Раньше часто забегал!

– Вышел из юного возраста… – усмехаюсь. – А если честно – работа заела, просто головы не поднять!

– Работа, работа… Где же любовь?! А-а, ну его к черту, этого Бурыкина! Я его забыла, плагиатора несчастного. Давай за нас! За продолжение отношений! Ты теперь разведенный, я вообще девушка незамужняя… Ох, как я ревновала к твоей жене! Как увижу физиономию в телевизоре – прямо тарелку бросить готова! Теперь, слава богу, не маячит перед глазами. Она уехала вроде?

– Уехала. И хватит о ней, хорошо?

Эльвира приближается к опасной черте, за которой располагается мой персональный ад. Я сам решаю, кого впускать в него, кого – не впускать, в данный момент это вообще закрытое пространство!

Лицо травести вдруг вытягивается. Она что-то видит за моей спиной, но что именно, не успеваю понять – горло захватывает чужая рука.