Анна Гайкалова - День девятый

Вообще в ней не было ничего моего. Она – копия своего отца, а мне хотелось бы, чтобы мой ребенок был похож на меня.

Я как будто перелистываю страницы. Все-таки особенность была, теперь это для меня куда яснее. Когда она впервые начала гадать.

Вот история, вижу. Соня рассказывает моей подруге о том, чего знать никак не может. Рассказывает по-детски, слова подбирает не точно, но смысл ясен. Совпадения ее рассказа и реальности настолько однозначны, что меня пугают. Иду на прием к невропатологу, потом к психиатру и рассказываю все. Психиатр меня успокаивает, говорит, что здесь, вероятнее всего, случайное совпадение, а ребенок, видимо, очень впечатлительный и кого-то наслушался. Просит привести. После приема врач все-таки лекарство Соне назначает. Значит, она не совсем здорова, и я права. Но мне надо уезжать, оставляю все на мамино попечение.

Были странности. Со смертью соседки, например, которую Соня действительно предсказала. Вспоминать неприятно, ощущаю некоторую поспешность. Была бы рада, если бы все лучи-лепестки развернулись одновременно, чтобы найти ответ на свой вопрос сразу, не разглядывая каждый по отдельности. Вот вопрос: могла ли Соня действительно что-то, на что неспособны другие?

Нет, все по-прежнему в блоках. И я в разномастных лепестках практически не вспоминаю об этих Сониных странностях. Нелепое существо, как она будет жить? Все-таки мы были слишком далеко друг от друга. Вот смотрю на нее, сидит за столом и вроде бы учит уроки. Думаю, что совсем ее не знаю, понятия не имею, чем занята ее голова.

Она хочет быть педагогом или врачом. Какая глупость! В педагогический, конечно, поступить можно, но она и так, мягко говоря, красотой не блещет, а там, в женском коллективе и точно старой девой останется. Заклюют ее бабы, как пить дать. Говорю ей, чтобы шла в строительный. Там много мальчиков, познакомится с кем-нибудь. Стоит, смотрит на меня, глазами хлопает.

Мальчишки, которые обращают на нее внимание, несерьезные. Но вот последний, Саша, мне нравится. Вижу много лепестков с его участием, он за нее горой. Забавно, как он защищает Соню от меня, причем на полном серьезе.

Ругаю ее за то, что взяла мой маникюрный набор и не положила на место. Стоит, смотрит не мигая, значит, злится. А вот другой луч. Саша дарит Соне на 8 Марта маникюрный набор, ей протягивает, а на меня смотрит. Ну, надо же, думаю, какой заступник! Смешно.

Немного назад. Сонин отец только что второй раз сделал мне предложение. Женщине одной в нашей стране подняться трудно. «Разведена» – как клеймо. Почти что морально неустойчива. Ни в партию, ни на хорошую должность. Осип родной отец, и, в конце концов, я все про него знаю. Не придется привыкать к новым странностям и неприятным чертам. Так почему бы и нет?

А потому и нет, что Соня не хочет. Вот этот эпизод, когда я решаю сделать так, как просит она. Хотя мама говорит мне, что я неправа. Что детей никогда не надо об этом спрашивать, их надо просто ставить в известность. Я рассматриваю этот эпизод и думаю, что вряд ли меня можно назвать плохой матерью. Ведь ради дочери я отказалась от личной жизни.

Я снова отдалилась от цветка. Он качался неподалеку, нераскрытые лепестки подрагивали. Ближе других – блок, посвященный моей карьере, где что ни луч, то борьба. За качество, за первенство, за признание. Чаще всего я оставалась разочарованной, не получала того, к чему стремилась, или получала не полностью. Иногда я все же достигала результата, но радость всегда была чем-то омрачена. Например, тем, что кто-то из коллег смог подняться еще выше. Я была рада успехам организации. Но побеждать любила тоже.

В лепестках моей службы неуютно. При жизни я отдала работе действительно много сил, не жалела себя. Но выполнила ли свой долг?

Неподвижность. Возможно ли в этом мире ощутить усталость или пресыщение? Время стоит, теперь я это знаю, – значит, могу сколько угодно пребывать в бездействии. То есть могу не думать.

Но едва я это сформулировала, как тут же вспомнила, что недавно роптала как раз на невозможность подумать подольше. Что это значит?

Уплотнилась и снова начала искрить. Внутри меня что-то менялось. Я это чувствовала совершенно непривычным для себя образом. Менялся и цветок. Лепестки, которые вначале были одного цвета, теперь отличались друг от друга. Моя учеба, мои профессиональные истории, отношения с мужчинами, с подругами, с матерью бледнели. Лепестки с этими сюжетами становились похожи на крылышки высохшей бабочки, с которых облетела пыльца. Крылышки-лепестки, прозрачные и хрупкие, отделялись от цветка и летели в мою сторону. Там, где находилась сейчас я, они терялись из виду. Возможно, снова возвращались в меня, они же из меня вышли. Возможно, таяли.

Как мало остается в конце концов того, что действительно имеет значение. А жизнь кажется такой перегруженной.

Стала мыслить иначе. Мне показалось, я больше не одна. Мог ли существовать кто-то, кто говорил со мной изнутри меня же? А может быть, это все была я сама? «Тот свет» есть, но значит ли это, что существует Бог? Я увеличивалась, и в меня, спирально вращаясь, входили все новые и новые знания. Я приготовилась к переменам, я уже находилась в субстанции перемен.

Качнуло и остановилось. Мой цветок, мое светило, что произошло? Передо мной возникло несколько неоткрытых блоков, и все они касались Сони.

Крошечная Соня, маленькая Соня, подросшая Соня. Мне не было интересно. Почему? Что было не в порядке со мной – женщиной, матерью? Почему? Почему опять остановилось превращение? Могла бы слиться со всеобщим знанием и получить ответы. Захотелось понять – кто-нибудь меня слышит?

Я слышала себя. Я наконец слышала себя. Но превращение еще не свершилось – я еще не нашла главного вопроса, и тот, что собиралась задать, меня отклонял. Я была раньше?

Да, я многократно была раньше, я была, есть и буду, но с чего все началось в этот раз? Вот она, маленькая воронка пространства, теперь можно вытянуться и проникнуть туда. Там хранится информация о моем зачатии. И какова цена откровения?

Насильственное зачатие и, как следствие, программа самоуничтожения. Хотя такая причина программы – одна из множества.

Вот она я, не дышащая, только что извлеченная из материнского лона. Еще до рождения я не хотела жить. Первый раз я попыталась умереть, рождаясь. Не дали. Второй раз тогда, в реке. Поэтому я и бежала от своей спасительницы. Третий мой выбор был связан с Соней.

Я не хотела жить, поэтому предпочла забыть бабушкины слова.

Вот лучик, в котором Соня выходит замуж, чтобы дать мне радость, а вместе с ней стимул к жизни. Даже тогда я не выбрала вспомнить, что можно принять спасение. Впрочем, уже было поздно. И я теперь знаю причину ответа Сони, когда я собралась за Осю второй раз. Многое, многое другое я теперь знаю.