Виктор Минаков - В смутное время. Рассказы и фельетоны (1984—2008 гг.)

– Поймите! – убеждаю ее. – Если они наобум будут вводить, может опять быть не то. Раз организм не переносит одно, он и другое может не переносить!

Требую, возмущаюсь, а ей – как до лампочки! Талдычит одно: не делаем да не делаем. Потом, чтоб от меня отвязаться, взяла мое направление и написала на обороте, что пробы на лекарства не делают. То есть, то, что она мне говорила, все написала, и уже твердо на дверь показывает.

Пока я с ней спорил, не чувствовал боли, а как вышел – она втрое сильней! Я опять в зубную. Дорогой думаю: « Черт с ними, пусть что хотят колют! Доза-то там не большая, авось, выдержу.

Приехал туда. «Коли! – говорю врачу. – На мою ответственность! Могу дать расписку!»

А он – ни в какую! Загнешься еще здесь, говорит, мне это совсем ни к чему. И начал такие страсти рассказывать про случаи, что у них были от непереносимости лекарств, в такую панику вогнал, что я опять перестал боль чувствовать… Вот ведь какой специалист! А сначала безо всяких сомнений хотел всадить мне этот проклятый новокаин!

– Что же делать? – спрашиваю я у врача.

– Давайте попробуем под общим наркозом?…

«Ну, нет, – думаю. – Вы надо мной, над бесчувственным, что угодно учудить сможете!.. Потом, из-за зуба – наркоз?! Чепуха да и только!»

Ушел я – не сговорились.

– Ну и как ты теперь? – спросили мы Семина, когда он, морщась от боли, закончил рассказывать.

– Не знаю, – признался он обреченно. – Ума не приложу…

Я не помню, чем тогда закончилось дело с зубами, но с тех пор понятие «медицина» у меня всегда сочетается с образом Семина, человека, утонувшего в медвежьих объятиях нашей лекарской братии.

1988г.

Редкий молодой человек сможет объяснить сейчас разницу в смысле понятий: собрание, заседание, совещание… Почти исчезли они из современного обихода. А были ведь времена, когда в любой, даже в самой захудалой организации, на видных, специально отведенных местах красовались разноформатные объявления: «Общее собрание коллектива», «Партийное собрание», «Комсомольское собрание», «Заседание месткома», «Совещание молодых специалистов»… И так далее, и тому подобное.

И в распорядке каждого из этих мероприятий была заключена особая тонкость.

Большим любителем совещаний был в тот период Гурий Львович Ковров, генеральный директор объединения «Служба быта». Он был глубоко убежден, что только они и есть самая эффективная форма работы руководителя его ранга.

Собраний Гурий Львович не выносил уже потому, что ходами в их проведении управлял не он, а там же избираемый председатель. И хотя с ним всегда согласовывали повестку собраний, регламент, кандидатуру на роль председателя и списки тех, кому дадут слово, все на собрании ему казалось – не так. Он нервничал, вмешивался, пытался подправить и утомлял себя этим до крайности… Потом – поведение рабочих… С рабочими Ковров любил разговаривать только у себя в кабинете, в часы приема по личным вопросам. В кабинете они – тихие, угодливые, на собраниях – крикливые и многословные.

– Я чуть не умер от этого сборища – жаловался как-то Гурий Львович после собрания. – Дорвутся к трибуне и – ля-ля-ля, ля-ля-ля! Оторвать невозможно! Чушь такую несут: на два слова смысла не наберешь!.. А всех надо выслушать, всем ответить после по существу. А как же! Собрание – высший орган, черт бы его побрал!

Любой предлог Ковров считал для себя уважительным, чтобы не присутствовать на собрании, и посылал туда своих заместителей. Но он всегда знал: кто, что и как говорил в выступлении. И если там что-то его задевало, реагировал моментально: на другой же день назначал совещание и давал волю своему возмущению:

– Ну, нахал! – громил он однажды управляющего строительным трестом, попросившего погасить строителям долг за создание производственной базы. – Я еще не встречал такого нахала!!.. Он берет с базы все! Лес, цемент, щебень, кирпич, шифер – все! Все отпускаем ему по божеским ценам!.. Почему он не берет в другом месте?!.. Дорого! Ему бы, если он порядочный человек, предложить мне: забудьте, Гурий Львович, про эту задолженность, ведь я пользуюсь услугами базы, а он – вон как! Ну, нахал! Он знает, что у нас с финансами плохо, и вон как закручивает! Даже я, при своей мудрости и сообразительности, не мог бы додуматься до такого!

Такие же или более оскорбительные слова раздавались по адресу каждого, кто осмеливался прогневить Гурия Львовича своим поведением на собрании.

На совещания, где подвергались разбору вчерашние выступления, незадачливые ораторы предусмотрительно не приглашались, зато всегда здесь присутствовал весь аппарат управления. В воспитательных, так считал Ковров, целях. И такое воспитание давало плоды: на собраниях с критикой выступали только рабочие. Им гнев генерального директора был не особенно страшен.

Собрания в «Службе быта» случались исключительно редко. Совещания, или как их еще называли – планерки, дело другое – почти каждый день, а то и в день по два. На них Гурий Львович хозяйничал безо всяких регламентов!

Все совещания можно было условно разделить на две категории: плановые и спонтанные, то есть те, которые вызваны личностными позывами Гурия Львовича. Люди, хорошо знавшие Коврова, называли это потребностью сбросить лишнюю желчь и покрасоваться в кругу подчиненных.

Плановые – рассмотрение различных проектов, планов, отчетов требовали предварительной подготовки участников, и о них они извещались заранее.

Спонтанные – возникали непредсказуемо, как прыщи.

– Собери мне директоров на три часа! – давал команду Ковров секретарю перед обедом, и очень был недоволен, если кто-то прибывал с опозданием или при ответе ссылался на отсутствие при нем данных.

– Я тебя не спрашиваю, как обстоят дела с пуском ракеты в сторону Марса! – заводился сразу же Гурий Львович. – Хотя и об этом в общих чертах ты знать обязан! По своему служебному положению! Я задаю конкретный вопрос! По твоей работе!

На плановых совещаниях некомпетентность считалась абсолютно недопустимой.

Объединяло эти две категории совещаний одно – на любом из них Гурий Львович изощрялся в приемах самовозвеличения.

Известно, что возвыситься над другими можно, следуя по двум направлениям: или самому заслуженно приподняться, или же поставить на колени другого. Второму маршруту Ковров отдавал явное предпочтение и достигал при этом непревзойденного мастерства.

Быстрый и нужный эффект обеспечивался тогда, когда люди в его кабинете терялись в догадках: зачем их сюда так срочно собрали? Не всегда мог объяснить это и сам Гурий Львович, но он-то, конечно же, не терялся.

– Ну, давайте выкладывайте, – грозно обращался он к подчиненным, – у кого есть какие вопросы?!.. Как это – нет вопросов?!!! Нет вопросов – значит, нет мыслей!!! Я вас вызвал сюда, чтобы работать, раз вы сами недорабатываете!.. Вчера задержался до шести в исполкоме. Приехал сюда в начале седьмого – в любом отделе ни единой души! Всех как ветром сдуло! На предприятия позвонил – тоже ни одного нет на месте! Все разбежались, как тараканы! Что, все дела переделали?!.. Я найду вам дела!