Томас Томасов - В солнечном городе

Отец стряхнул пепел. Огонек сигареты вновь ярко вспыхнул. Белесые нити дыма заклубились, готовясь расползтись по комнате, но подхваченные тягой из топки, послушно втянулись в печь. Со стороны могло показаться, что папа с помощью сигареты устанавливает незримую связь с пылающим очагом.

– Папа, а где ты научился так искусно топить печь?

– Ну, сынок, я же до двенадцати лет жил в Осетии у дедушки Дзухо́. Наблюдал, как он справляется с домашним хозяйством, вот и перенял навык.

Я много раз слышал историю о непростом детстве отца. О том, как перед началом Великой Отечественной войны Аза – единственная дочь уважаемого Дзухо отучилась в техникуме связи. Была она молодой, красивой и завидной осетинской невестой. Но, к всеобщему недоумению, вышла замуж за ингуша Султана. Сложно представить, как могло такое случиться, что представители двух народов, враждующих между собой веками, вдруг создали семью. Никто точно не знал: по любви вышла Аза за Султана или оказалась в роли украденной невесты, но от их союза на свет появился мой папа. Первенца назвали привычным как для осетин, так и для ингушей именем Руслан. В феврале 1944 года обвиненные в неблагонадежности ингуши и чеченцы сотнями тысяч были погружены в теплушки и отправлены в холодный зимний Казахстан. Осетинка Аза попадала под статью, так как состояла в браке с ингушом. Только чудом ей удалось ускользнуть от НКВД. Вместе с трехмесячным малышом она укрылась в родительском доме в Осетии, ведь неизвестно, выжил бы ребенок в нечеловеческих условиях «спецпереселения». Позже Азу осудили на полтора года за нарушение паспортного режима военного времени. Срок она отбывала на Кавказе, затем ее выслали в Казахстан. К сожалению, Азе не суждено было встретиться с мужем Султаном. Воспитание Русланчика легло на плечи дедушки с бабушкой.

– Похоже, ты был хорошим внуком, раз всему научился у деда? – спрашиваю в шутку у отца, не ожидая, что вопрос вызовет у него улыбку.

– Ну, как тебе сказать? – Папа снял с плиты чайник. Плеснул в стакан крепкого черного чая, сделал с наслаждением глоток и принялся делиться воспоминаниями детской поры.

Я вслушивался в его рассказы и представлял, как маленький Русланчик отправился кататься на трамвае – был в их время такой бесплатный «детский аттракцион», когда можно зацепиться за вагон и проехаться по всему городу, если не попадешься. Постовой милиционер (мне он почему-то представлялся в белом кителе со свистком) снял Руслана с трамвая и привел за ухо к дедушке. Но очередное строгое предупреждение от милиционера и наказание от Дзухо, не повлияло на папу, он продолжал шалить. Однажды не на шутку разозлившись на своих родных дядек, он поджог в отместку дом. Пожар, слава Богу, успели потушить, но Русланчику тогда досталось сильно. Слушал я и удивлялся, как после всей этой головной боли, что папа доставлял окружающим, бабушка и дедушка продолжали его любить.

Отец глотнул чая, отставил стакан в сторону, взялся за кочергу.

– Видишь, как хорошо и грамотно горит печь? – папа открыл дверцу и не спеша поворошил угли в топке. Отсвет очага заблестел в его глазах. – Вслушайся, как она гудит.

Я порадовался мерному гулу печи и отцовскому умению.

– Помню день, когда дедушка Дзухо печально сказал, что скоро я с теткой Лизой отправляюсь в Казахстан – к маме Азе… – Папа сделал тревожную паузу. – Не знал радоваться мне или печалиться, я ведь в свои двенадцать лет совершенно не помнил мать… Все мои представления о ней связаны с какой-то выцветшей черно-белой фотографией. Но не поехать я не мог…

Отец умолк. Я всмотрелся в его глаза, представляя, как прошла встреча матери с сыном после стольких лет вынужденной разлуки? Как, наверное, непросто оказалось Русланчику шагнуть в неизвестность, оставляя дом заботливого дедушки Дзухо и доброй бабушки Фатимы.

– Ну, все! Горит как надо! – произнес папа, подбрасывая в огонь пару совочков угля. – Тяга хорошая. Учись сынок, в жизни пригодится, – Его рука потянулась за сигаретой. – Ложись спать. Я покурю и тоже пойду.

Да, век живи – век учись. Сколько всего ты знаешь и умеешь, папа! На твою жизнь, начиная с безрадостного детства, выпало столько трудностей, а сколько ты нам еще не рассказал. Я мечтаю однажды научиться топить печь также искусно, как это делаешь ты!

– Спокойной ночи, пап!

– Спокойной ночи, сынок!

Мама сидела на диване и задумчиво смотрела вдаль. Я лежал рядом, положив голову ей на колени. Она заботливо и нежно поглаживала мои белокурые волосы. Необъяснимое чувство покоя и безмятежности, так необходимое мне – пятилетнему мальчишке, наполняло меня. Это чувство можно смело назвать одним словом – любовь. Для многих из нас слово любовь навсегда связано с образом самого родного человека. Мама – значит любовь. Любовь – так звали мою маму. И она никогда не переставала любить. До последнего вздоха…

– Мама, спой мне песенку про моляка!

– Ну, давай вместе.

Мама запевает с выражением: «Бескозырка белая, в полоску воротник. Пионеры смелые спросили напрямик…» Я с радостью подхватываю: «Какого палень, года, с какого палахода, и на каких молях ты побывал, моляк?» Буква «р» дается мне с трудом. Мама весело смеется и целует меня за старания. Я невероятно счастлив.

– Мама, – решаюсь задать мучивший меня вопрос. – А почему моих длузей зовут Петя, Славик, Мулат, а я Томик?

– Потому что ты Томас! – Ее палец игриво касается кончика моего чуть вздернутого носа.

С трудом размышляю над ее объяснением, оно мне явно не помогает.

– А я лусский? – пристаю к маме.

– Русский, конечно русский! – смеется она.

– А бабуля сказала, что я осетин.

– Ну и осетин тоже!

Мне трудно понять: и русский, и осетин. Но над парадоксом размышляю недолго, во мне вспыхивает новая идея:

– Мама, а мы сегодня пойдем к бабе с дедой?

– Да, они ждут нас на обед, и баба Аза испекла твои любимые пироги.

Я тут же подскакиваю с дивана и замираю по стойке смирно:

– С калтошкой?! Ням-ням! Идем сколее, мама, я плоголодался.

– Да ты ж мой маленький! – изумляется мама. – Неужели никто тебя не кормит?! Ну, пойдем, обувай скорее свои сандалии.

Раз в неделю баба Аза пекла пироги с различной начинкой, а, чтобы угодить моим капризам, стряпала больше всего пирогов с картошкой и ждала меня в гости. Жили они с дедушкой в том же доме, что и наша семья, только через один подъезд. Поэтому уже через минуту я с шумом спускался по ступенькам вниз, напевая слова любимой «Бескозырки». Во дворе я осмотрелся по сторонам и, оставив маму далеко позади себя, вприпрыжку поскакал по сухому асфальту до бабушкиного подъезда. Наш микрорайон построен недавно, но благодаря быстрорастущим карагачам и тополям стал достаточно тенист, чтобы скрыть от июльского солнца. Вот и знакомый подъезд!