Александр Черенов - Истории, рассказанные бывшим следователем

Я покинул кабинет первым, следом за мной на подкашивающихся ногах вывалился за дверь прокурор.

– Придётся прекратить дело…

– Через мой труп! И прекратите… не дело: праздновать труса! Что этот ублюдок нам сделает?! За нами – правда и закон!

Дело я, разумеется, не прекратил, а, напротив, на следующий день предъявил обвинение начальнику УЖКХ. Тональность выступлений «общественности» изменилась тут же: мне позвонили уже из горкома партии, величали по имени-отчеству, просили учесть сложную обстановку в районе с ЖКХ, а также то, что местная контора за свой счёт похоронила девочку.

Это было правдой. Более того, нищим родителям «от щедрот отстегнули» три тысячи рублей (для сравнения: государственная цена новой «Волги» была пять тысяч пятьсот рублей). Как тут было не вспомнить Высоцкого: «Рассовал я их в карманы, где и рупь не ночевал…»!

Бедные родители! Маленького росточка, худенькие, в плохонькой одежонке, восемь классов образования! Они пришли ко мне и, плача, уговаривали прекратить дело в отношении начальника: «он – хороший, он нам так помог»…

Суд приговорил «начальничка» к двум годам исправработ. Наказание – почти символическое, но факт радовал: горластый хам и негодяй заработал судимость…

Прошёл год. И вот однажды оперативники БХСС предложили мне «совершить увлекательное путешествие»… на шахту: я как раз получил материал доследственной проверки о хищениях. Там должна была состояться передача взятки должностному лицу. При мне это «лицо» и взяли с поличным.

«Лицом к лицу лица не разглядеть»? Ещё, как разглядеть: бывший Первый секретарь райкома! На выборах его «прокатили», но так как из номенклатуры выбывают только «ногами вперёд», мужичка определили главным инженером шахты. Здесь он и развернулся: «толкал налево» дефицитный металл и крепёжный лес, которыми крепят кровлю и стены очистных забоев.

– А меня узнаёшь?

И тут он увидел меня! Сначала он просто молча пучил глаза, но когда я сказал ему, что теперь мы будем видеться часто, он всё понял, заревел и упал на колени! Этот подонок стоял передо мной на коленях! Всё-таки, Бог шельму метит: возмездие свершилось!..

Я довёл дело до конца, хотя это было непросто: опять вмешалась партия. Бывшему «Первому» дали восемь лет усиленного режима с конфискацией имущества, и больше я его не видел. Да и незачем было: всё, что требовалось, я ему уже сказал и доказал…

Ночь – проклятое (с ударением на первое «о») время для следователя. По какой-то необъяснимой причине убийства совершаются, или обнаруживаются именно в ночное время, когда все нормальные люди спят и видят десятый сон. Но следователь не относится к числу нормальных – обычных – людей. Кстати, начальство никогда не забывает напомнить ему об этом, а также о том, что государство «отрывает от себя» «огромадные деньжищи» на прокорм «бесполезных» следователей.

Потом, когда я перешёл в «мирные» юристы – начальником юридического отдела крупного промышленного предприятия – я неоднократно «поминал по матушке» своих ублюдков-начальничков. Только тогда я получил возможности для сравнения. Сравнение убивало всех моих коллег, ещё тянувших лямку следователя: я получал в четыре раза больше (!), имел «железобетонный» восьмичасовой рабочий день (никаких сверхурочных), два законных выходных и законный отпуск, из которого никто не смел отозвать меня досрочно!

Лишь на «гражданке» я понял, насколько жалок и несчастлив рядовой следователь. Вся эта «книжно-киношная» романтика – для дураков, которые никогда «не впрягались в хомут», которые никогда не испытали на своей шкуре, что такое «И вечный бой – покой нам только снится!». Потому что – ни дня, ни ночи, ни суббот, ни воскресений, ни праздников, ни отпусков – одна только «пахота» за жалкие гроши и «подзатыльники» начальства!

Всё это мнимое уважение, весь этот мнимый авторитет – для идиотов, которые понятия не имеют, что такое «всю дорогу на своих двоих» и что такое «один на один с преступлением и преступником». Нет, не в смысле «романтической дуэли»: в смысле отсутствия какой бы то ни было помощи со стороны (прежде всего, начальства), убогой техники времён «зари автомобилизма», отсутствия элементарных условий для работы (лента для пишущей машинки, писчая бумага, копирка и так далее). И всё это под бесконечную «волынку» начальства: «Государство вам платит такие деньги, а вы прекращаете уголовные дела?! Вхолостую работаете! Бездельники!»

Эх, «если б молодость знала, если б старость могла!». Да разве сунулся бы я в эту блядскую профессию! Я ведь шёл на «красный» диплом – и мне трижды предлагали место преподавателя криминалистики в университете с перспективой, пусть и весьма туманной, на аспирантуру! Лучше бы я согласился!..

…Все эти мысли мелькают у меня в голове, пока мы едем по пустынным ночным улицам на очередной «ночной» труп. Я дежурю по району – и проклятый район не оставляет меня без работы. Место, куда мы приезжаем, мне хорошо знакомо. Хотя, что я говорю: мне хорошо знакомо любое место в этом городском районе на двести пятьдесят тысяч жителей: каждый двор, каждую улицу, каждую просёлочную дорогу здесь я истоптал своими ногами!

Квартира, куда мы направляемся – это, по сути, комната в семейном общежитии. Здесь живут те, кому не повезло жить в другом месте: брошенные родителями дети, брошенные детьми родители, бывшие «зэки», люмпены – словом, «дно» социума. От «бомжей» их отличает разве что штамп о прописке в паспорте.

Дверь в интересующую нас комнату распахнута. На пороге нас встречает молодой парень с уставшим взглядом.

– Это ты звонил в милицию?

Я опережаю своим вопросом майора Трофимова, уже распахнувшего рот для аналогичного вопроса.

– Да.

– Ну, показывай.

«Ну, показывать» незачем: даже с порога хорошо видно распростёртое на кровати тело. Но картинка «в упор» гораздо интереснее: небритый мужик с грязном застиранном трико буквально плавает в луже собственной крови. Это не преувеличение: он действительно плавал в этой луже. Во всяком случае, когда мы с экспертом приподнимаем тело, под ним хлюпает кровь. Я видел всякое, но такого ни разу. Но удивление моё длится недолго: я приглядываюсь и вижу, что лужа образовалась лишь потому, что простыня была покрыта большим куском толстого полиэтилена. Вот он-то и не давал крови просочиться на пол.

Голова трупа раскроена надвое: сквозь «каньон» в черепе белеют мозги. Голова еле держится на паре шейных мышц и куске кожи: кроме удара сверху потерпевшему нанесён удар по шее. Удар – явно не один: об этом можно судить по следам «примерочных» ударов на шее.

– Кто это?