Илья Чернецов - Вакуум

Я лежу на голом матрасе в зале. Кровать свободна, там есть бельё, а я лежу на голом матрасе. Мои глаза открыты, я смотрю в потолок, голова кружится, я измазан кетчупом.

Звонок в дверь. Мама открывает:

– Мансур! – радуется мама, она любит моих друзей. – Заходи, разувайся, Илья ещё не проснулся. Позавтракаешь?

– Да нет, спасибо, я завтракал. – Цурик заходит на кухню. – Тётя Люба, простите, пожалуйста, мы вчера…

– Ничего, ничего. Я всё понимаю.

Как здорово, что у меня такая мама.

– Как здорово, что у меня такая мама! – говорю я маме и целую её.

Мама разволновалась:

– Вы ешьте, не буду вам мешать.

– Ты не мешаешь, – говорю я, но мама всё равно уходит.

Она слишком самокритична и недооценивает своё общество. Мама, как я тебя люблю!

Я смотрю на Цурика наиболее серьёзным взглядом, он сдавленно смеётся.

– Какого чёрта на мне делает кетчуп? – спрашиваю я его, смотрю в зеркало и обнаруживаю синяки. – Откуда на мне синяки?

Цурик рассиялся в улыбке и обнимает меня обрадованно:

– Здорово, друган-братан.

И как давай ржать, по нарастающей.

У Цурика особенный смех, неостановимый. Если его что-то развеселило, то дальше только больше, и хрен остановишь.

– Вот ты корочный тип. – И всё смеётся. – Ты помятый, в синяках, и на тебе кетчуп. А ты стоишь и строишь из себя серьёзного.

И прямо заливается.

– Я и есть серьёзный, – говорю с максимально серьёзной миной, сажусь за стол, наливаю. – Я самый серьёзный человек на планете. Давай.

Мы выпиваем. Я закуриваю сигарету, люблю начинать день с сигареты.

– Ты вообще поугорать вчера, ха-ха-ха-ха…

И этот бесконечный смех по нарастающей.

– Больше информации, – спрашиваю.

– Вчера ночью куролесил. Помнишь? – говорит Цурик и всё смеётся. Но хавать не забывает. Он хоть и завтракал, но от дубля не откажется.

– В чём это выражалось? И как это связано с кетчупом? – Моё лицо непроницаемо. Я ультрасерьёзен. С этим самым лицом я сижу мятый, в синяках, кетчупе, наливаю, пью, закусываю и курю сигарету. Думаю, да, это выглядит забавно.

А Цурика несёт. Прямо как на скоростном экспрессе в деревню Лимонию, страну Петросянию.

Пока он смеётся, я ем и пополняю кровь алкоголем.

– Заебал ржать, – говорю, когда его вроде уже отпускает. Потому что раньше нет смысла.

– Короче, – Цурик давится остатками смешинок, застрявших в углах рта, – помнишь, ты пошёл бухать в «Оскар»?

– Ну.

– Я ещё тебе звонил туда, и ты сказал, чтоб мы с Олегом сидели у тебя дома и ждали?

Вот это уже корка. Этого я не помню, но могу представить:

Стою у ресепшена, как сука Сталин в Смольном, бухой в стельку и отпускаю приказ: «Ждите меня дома». Ну а эти двое послушно садятся на диван в чинной позе и ждут. При этом я совершенно чётко понимаю, что смысла меня ждать нет, потому что я бухаю, и хуй знает, когда вернусь.

– Слушай, я короче не помню этого, но прости, я нажрался и забыл, что вы меня ждёте. То есть Олег мог бы хоть хуй сосать, но ты извини.

– Хуйня, не гони. Мы нормально посидели с твоими родителями.

Да уж вершина чёткости, наверное.

– Короче, мы тебя ждали до часа ночи где-то, потом тебя принесли. Кристина и какой-то хуй. Он тоже работает в «Оскаре».

– Это Паша, нормальный чел.

– Да похуй. Короче, мы с Олегом положили тебя на кровать и раздели.

Братааааан, обожаю тебя.

– Ты в трусах давай цепляться за Кристину. Не уходи, типа, останься. Говоришь ей: «Мне одиноко». Вот дурак, она всё равно ушла.

Мне было одиноко? Возможно. Без бабы мне всегда одиноко. Кристина, сестричка, прости, мне стыдно.

– Потом зашла твоя мама и спросила, может ли она чем-нибудь тебе помочь, – продолжает Цурик. – Ты был очень расстроен. Весь вечер говорил про какую-то бабу, которой разбил голову…

– Бля-я-я.

Вот ведь в натуре. Я ведь уже благополучно забыл об этом. Мне не нужно такое воспоминание. Пусть оно будет у кого-то другого.

– Зачем ты напомнил? Я же в натуре разбил башку одной тёлке. Совершенно, сука, случайно. Просто, блять, не удержал. Дерьмо…

– Да ладно ты, забей, Кристина сказала, что она дура. И что её там все ненавидят, так что они тебе благодарны.

– Я хотел ей вдуть.

– Простительно.

– Почему?

– Ты же был бухой. И после армии. Хорош отвлекать. Ты, короче, говоришь своей маме: «Мама, я хочу секса, вызови мне проститутку». Долбоёб, разве можно матери такое говорить, дебил ёбаный? – Цурик опять зашёлся в смехе.

Мама, моя любимая, прости. И пришло же в голову. Маме такое сказать… Вот это в натуре зря.

– Да хорош переться, даун, ну сморозил, да. Облажался. Ты даже не представляешь, как мне сейчас стыдно.

А мне действительно стыдно. Но не проваливаться же сквозь землю к соседям с третьего этажа. Они, может, вообще размачивают глотки бухлом перед караоке в этот самый момент.

– Твоя мама хотела уже звонить в агентство. Но мы ей помешали, сказали, что сами всё уладим.

Братан. В натуре братан. Спас. Мама бы вызвала.

– Уложили тебя спать, но ты всё не унимался. Сказал, что хочешь есть манты и смотреть порнуху. Короче, ты сидел в зале на полу, корочный ты тип, жрал манты и смотрел порнуху. Я до сих пор в себя прийти не могу, это пиздец коры.

У Цурика открылось второе дыхание, и он вновь разразился зычным смехом. А потом:

– Всех своим кетчупом перемазал, всю кровать, стены, сам весь в кетчупе. Хочешь выдавить на мант и не попадаешь, всё мимо. – Цурик руками воспроизводит описываемый процесс. – И так стараешься. Всё стараешься попасть на мант. – Смеётся опять. – Олег сидит такой, порнуху смотрит. Внимательно, как научный фильм. А ты ему манты суёшь в руку, он отказывается – ты опять суёшь. Олег нервничает, не хочет отвлекаться от порно, а тебе всё равно. Ты ему мант суёшь, уговариваешь, корожар, сука. Порно, кетчуп, твои родители спят, тебе всё похуй. Тебе надо сунуть ему мант в руку. Прямо как цель. Олег сломался, взял мант, начал хавать. Ты сидишь, смотришь на него, и лицо у тебя тупое-тупое, типа, ты вообще ничего не понимаешь.

– А ты где был?

– Рядом сидел. Ты потом говоришь Олегу: «А ты чё без кетчупа ешь? На, так вкуснее». И, блять, давай ему кетчуп на руку наливать. Олег отворачивается, руку убирает, тебя отталкивает, ты за ним, никак угомониться не можешь: «Олег, я же тебе лучше делаю, как ты не понимаешь? Ешь с кетчупом». И льёшь ему кетчуп на свитер, на голову. Бухой, сука, еле двигаешься, падаешь. Я угораю сижу.

В натуре дебил. Как можно есть манты без кетчупа? Олег в натуре долбоёб.

– А ты в этом не участвовал, всё сидел рядом?

– Ну да. Да это вообще коры же, я там умирал от смеха. У меня чуть живот не разорвался. Потом Олег распсиховался, хотел уходить, но я его остановил. Ты сидишь, свои манты хаваешь, порно смотришь, всё в кетчупе. Олег зашёл попрощаться, руку тебе тянет, такой серьёзный весь, расстроенный, а ты ему: «Да катись ты нахуй, пидрила!»