Валерий Ковалев - По волнам памяти

– Поня-ятно, – тянут несколько голосов, а потом сзади что-то падает.

– В чем дело? – глядит туда классный руководитель. И мы тоже поворачиваем головы.

– Он дернул меня за косу, – басит с предпоследней парты длинная рыжая девчонка. А я дала ему сдачи.

– Как твоя фамилия, мальчик? – задает вопрос учительница, поднимающемуся с прохода, расстроенному пацану.

– Равлик, – сопит тот. – Я больше не буду.

– Сядь на место и больше так не делай.

Пацан усаживается, а Лилия Иосифовна, берет лежащий на столе журнал и зачитывает по нему фамилии.

Первым встает Юрец – его фамилия Ануфриев, и так до последней буквы алфавита.

Когда знакомство заканчивается, учительница присаживается на стул и предлагает всем достать из портфелей буквари, что все тут же исполняют.

– По ним я буду учить вас читать, – говорит она. – А может кто-то уже умеет?

– Я могу! – пищит сидящая рядом со мной девчонка, « я, и я тоже» раздается еще несколько голосов.

– Похвально, – кивает Лилия Иосифовна.

Читать я тоже могу, но молчу. Чего зря хвастать?

Затем она предлагает нам достать тетрадки и разъясняет, что в тех, что в линию, мы будем писать буквы и слова, а которые в клетку – цифры.

Далее наступает очередь счетных палочек, и когда я достаю из портфеля свои, они рассыпаются, а я лезу под парту.

– Это кто у нас? – интересуется учительница, когда сопя, появляюсь снова.

Я называюсь и получаю замечание. Оказывается на все в классе нужно спрашивать разрешение. Для чего следует поднимать руку.

Когда ознакомление с наличием у всех школьных принадлежностей заканчивается, классный руководитель знакомит нас с правилами поведения в школе, распорядком и другими нужными вещами.

А спустя некоторое время из коридора доносится звонок, и Лилия Иосифовна сообщает, что наш первый урок закончен, можно расходиться по домам, а завтра в восемь утра, всем быть в классе.

Когда в числе других первоклашек, мы с Юрцом выходим на зеленый двор, сзади меня окликают «эй пацан!» Оборачиваюсь – сзади стоит чубатый.

– Чего надо?

– Стыкнемся?

– Давай.

Вслед за этим, бросив портфели на траву, мы с ним начинаем драться. А когда, сцепившись, падаем на землю, откуда-то возникает взрослый дядька и нас растаскивает.

– Драться в школе нельзя, – говорит он. – Понятно?

– Ага, – бурчим мы с чубатым.

Чуть позже, мы с Юрцом идем по знакомой дороге домой, размахивая портфелями.

– А ничего в школе, интересно, – говорит он.

– Ну да, – отвечаю я. – Жаль только, нельзя лазать под парты и драться.

Поземка

Позднее утро, зима, в доме потрескивает печь, на стене кошачьими глазами водят по сторонам ходики.

Мама в зале что-то вышивает на пяльцах, маленькая сестренка спит в спальне в своей кроватке.

У меня грипп, и я третий день не хожу в школу.

Сижу в соседней комнате на стуле, и смотрю в окно, выходящее на зады усадьбы.

Там дрожат ветками голые деревья сада, и белеет волнистыми сугробами огород, за забором которого автомобильная трасса, с летящей по ней поземкой.

Она ведет из центра мимо нашей улицы в заснеженную степь, а куда дальше, я не знаю.

Примерно с час назад, на перекрестке трассы остановился трехосный, с брезентовым тентом грузовик, откуда вниз спрыгнул солдат и встал на обочине.

На нем были шапка – ушанка, песочного цвета бушлат, на ногах кирзовые сапоги.

За плечами висел автомат, а в руках солдат держал красные флажки.

Потом грузовик уехал, а я сразу же побежал на кухню и сообщил об увиденном отцу, растоплявшему на кухне печку.

Он вместе со мной прошел в комнату, к окну, поглядел туда и сказал, – это, сынок, военный регулировщик.

– В смысле? – не понял я.

– По-видимому, скоро мимо пройдет армейская колонна, а боец флажками укажет ей дальнейший путь следования.

– Они едут на войну?

– Нет, – чуть улыбнулся отец. – Скорее всего, на учения.

Потом мама приготовила завтрак (все поели), отец ушел чистить во дворе снег, а я снова устроился на прежнем месте, в ожидании колонны. Шло время, она не появлялась, солдат стал явно мерзнуть.

Он опустил уши шапки, часто хлопал руками по бокам и пристукивал сапогами.

– Ну, как, все стоит? – спросил, вернувшись со двора, пахнувший морозом, отец.

– Ага, – ответил я. – А колонны нету.

Не раздеваясь, отец прошел ко мне, с минуту глядел в стекло, а потом, снова вышел.

Вскоре он стоял рядом с бойцом, они о чем-то поговорили и направились к нашему дому.

Затем на веранде хлопнула дверь, за ней вторая и на кухне, в облаках пара, появились отец с солдатом.

– Надя! – позвал отец маму.

Чуть позже, сняв шапку и поставив рядом в угол автомат, русоголовый солдат с аппетитом уплетал за кухонным столом, жареную картошку на сале.

Мне же было поручено смотреть в окно и предупредить о появлении колонны. Трасса оставалась пустынной, мама налила гостю чаю, а к нему наложила в блюдце вишневого варенья.

После чего ушла в зал, где снова занялась вышиванием.

Все это время я одним глазом смотрел на трассу, а вторым на автомат. Никогда такого не видел.

Те, что показывали в военных фильмах, были с куцыми дырчатыми стволами и круглыми дисками, а этот совсем другой. Похожий на игрушку.

– Что, нравится? – перехватил мой взгляд, солдат, прихлебывая горячий чай из чашки. – Можешь потрогать.

Я слез со стула и, пройдя на кухню, осторожно коснулся автомата. Он был холодный, чуть пах смазкой и с мелкими каплями на металле.

– Так, спасибо вам за все, – поднялся со стула гость.

Затем он протянул мне руку «дай пять пацан», и я шлепнул в нее ладошкой.

После солдат поправил торчащие за голенищем флажки, натянул на голову шапку, прихватил свой автомат, и они с отцом вышли.

Через несколько минут, он вновь стоял на перекрестке, а вскоре со стороны центра подошла колонна.

Впереди рулил зеленый «бобик», за ним десяток, с брезентовыми тентами таких же грузовиков, к которым были прицеплены с длинными стволами пушки.

Наш солдат выбросил одну руку с трепещущим флажком вперед, а вторую вскинул над головой.

Колонна, урча моторами, медленно потянулась в сторону заснеженной степи.

Миновав перекресток, последняя из машин на несколько секунд остановилась, из-под тента высунулась рука, боец влез в кузов, и автомобиль снова тронулся.

– Пап, а пап, – обернулся я от окна, к стоявшему рядом отцу, когда трасса опустела, и машины скрыла летевшая вслед поземка. – У тебя на войне были такие пушки?

– Это гаубицы, сынок, – ответил он. – Мои были калибром меньше.

Мороз и солнце

Выйдя за ворота с лыжами и палками в руках, я, паря ртом, оглядываю пустынную, с сугробами вдоль заборов, улицу, и поглубже натягиваю на голову шапку.