Майя Новик - Зона свободы. Дневники мотоциклистки

Сейчас это то, что нужно. Я отстегиваю коврики, кидаю их на дорогу под мотоцикл и устало растягиваюсь на «пенке». Я бы уснула, но не могу. Я боюсь. Боюсь медведей. До визга, до паники, до дрожи в коленках. Этот страх идет с детства.

Не помню, сколько мне было лет, когда отец повел меня на фильм «Злой дух Ямбуя». Наверное, лет девять, не больше. Это фильм о медведе-людоеде. Поскольку никаких триллеров в советском прокате тогда не существовало, фильм произвел на меня сильнейшее впечатление. Я изо всех сил зажмуривалась и старалась забиться отцу подмышку.

Это было в кинотеатре «Победа». Я до сих пор помню гулкий темный зал, жесткие деревянные откидывающиеся кресла, которые грохотали каждый раз, когда кто-нибудь вставал, и запах отцовского шерстяного пальто. Отец отталкивал меня и шипел, чтобы не мешала смотреть.

Я поворачиваюсь спиной к мотоциклу и оглядываюсь. Справа от меня – поросший мелким сосняком холм, слева – пологий песчаный спуск заслоняют разросшиеся кусты ивняка. Возле дороги лежат два громадных бетонных кольца. Для чего они? Кто их сюда привез?

Я снова ложусь и смотрю на мотоцикл снизу. Не буду снимать шлем. Если меня загрызет медведь, то хоть голова останется. Б-р-р-р… О чем я думаю!..

Я смотрю на потеки грязи, на круглые, маленькие клепки. Какой-то чересчур настойчивый серенький мотылек, наверное, решив, что синева крыла – то ли цветок, то ли бабочка-партнерша, трепеща крылышками, старается пристроится к клепке.

Соскальзывает с краски, но все равно настойчиво пытается присесть на холодную поверхность, больше доверяя своей иллюзии, чем реальному миру. Дурачок…

Я нащупываю во внутреннем кармане сжульканную пачку дешевых сигарет. Вытаскиваю ее и смотрю. Две штуки «Примы». Снова осталось только две штуки, и я – без табака. Поделом.

Впрочем, кто мог предугадать, что я сорвусь и снова начну курить? У меня и было-то всего две пачки сигарет с самого начала. «Прима» – это подарок дальнобойщиков. Да, собственно говоря, мне сигареты никто не дарил. Дарили мужикам, а они уже поделились со мной. А ведь могли бы и не делиться…

Так что и эти две сигареты – чудо! Их можно растянуть на четыре раза. Значит, еще четыре дня. Я вытаскиваю мятую сигарету, выпрямляю ее, как могу, и закуриваю. Невкусно. Из тощенькой сигареты высыпалась почти половина табака. Пустая бумага стлевает в две затяжки до середины. Ладно, выкурю все, до конца.

В конце концов, могу обойтись и без сигарет!

Я все-таки снимаю шлем, кладу его рядом и щекой прижимаюсь к уже нагретому солнцем грязноватому коврику. Солнце… Наверное, сегодня первый день, когда я вижу солнце. Слабое северное солнце…

Его лучи еле пробиваются через толщу облаков, но все же это солнце! Может быть, если дождя больше не будет, дальше станет легче? В черной куртке становится даже тепло, но я не тороплюсь ее снимать. Здесь, блин, вам не равнина, и через десять минут куртку снова придется надеть.

Так зачем стараться? Лучше лишний раз не двигаться.

Промокшие ноги потихоньку начинают согреваться. Наверное, лучше вернуться обратно, ко всем, все равно с мотоциклом тут ничего не случится. Но ведь для этого нужно, по крайней мере, встать. Да и видеть мне сейчас никого не хочется. Вообще никого, а уж тем более остальных.

Как же так получилось, что я сама, собственными силами, преодолевая различные преграды и барьеры в виде многочисленных инстанций, выкопала себе яму и сама благополучно в нее и свалилась?

Впрочем, ямы я не копала, то есть я не знала, что это яма! Я думала, это холм, но не подумала о том, что если землю для холма где-то брать, то в этом месте и образуется яма! Я соорудила даже не холм, а целый курган, под которым похоронено все, о чем я мечтала последние годы.

И самое грустное, винить в этом некого. И парней винить в этом нельзя. Нельзя же злиться на погоду или на смену времен года. Они такие, какие есть, нормальные, крепкие ребята.

И если искать свои ошибки, то нужно начинать с начала. А начиналось все примерно так.

(1998 год, конец мая – июнь)

….Высокий, широкоплечий парень в щегольской косухе поднимался по ступенькам на второй этаж. В руке у него был шлем, а на шее повязана бандана. Облик завершали черные джинсы и сапоги-казаки. Парень держался уверенно и чуточку небрежно.

Мы стояли вдвоем со Светланой Меньшиковой, ответственным секретарем газеты «Ангарские вести», в коридоре дворца культуры нефтехимиков нашего родного города Ангарска у большого, в полстены, окна и курили.

Я обратила внимание на парня только тогда, когда он прошел мимо, и Светка, маленькая, морщинистая Светка, чем-то похожая на старенькую обезьянку, стрельнула вдруг в него своими линялыми голубыми глазами и вздохнула:

– Вот это зверюга!

– Что?..

– Я о парне. Мотоциклист. Эх, помню, как сядешь сзади на моцик, как обнимешь такого вот… И ничего больше не надо!

Я с удивлением посмотрела на Светлану.

Ношенные, драненькие джинсы, светлая рубашечка, кожаная жилетка, коротенькая стрижечка. Она говорила только о работе и никогда – о себе. Сейчас она смотрела сквозь стекло куда-то вдаль, намного дальше, чем позволяла серая стена библиотеки напротив окна. Куда она смотрела? Что видела? Кого вспоминала?

И я с удивлением поняла, что у нашей «тети Светы», оказывается, есть биография. И что когда-то, быть может, совсем-совсем недавно, Светка любила и была любимой. И ей нравилось подставлять лицо навстречу бьющему наотмашь ветру. И мчаться на мотоцикле сквозь ночь, всем существом своим ощущая тепло, исходящее от мускулистого, горячего тела водителя…

Она очнулась.

– Когда сдашь статью о горздраве?

– Давай, в пятницу…

Мы поговорили еще немного, и я ушла. Внизу, у крыльца, стоял мотоцикл, но я даже не обратила на него внимания. Мало ли у провинциального журналиста хлопот?

Второй раз я увидела этого парня неделю спустя. В тесной редакции все галдели, стараясь перекричать друг друга, словно стая голодных чаек.

Я разбирала купоны бесплатных объявлений, помогая сотруднице рекламного отдела, когда, перекрывая шум, Светка, вспомнившая о том, что вчера на планерке ее не было, стала спрашивать, какие материалы я сдам в номер. Я перечисляла:

– Рекламный материал об открытии банка. Мальчик с ожогами от самодельной бомбы, информашки о чрезвычайных ситуациях, это будет во вторник, там обязательно что-нибудь еще нароем, жалоба бабушки…

– Это все не то, скандальчик какой-нибудь будет? Зиновий ничего не говорил? А где он? Где наш чертов редактор? Снова в буфете, пиво пьет?

– А может, вы о байкерах напишете? – не сразу, но я поняла, что обращаются ко мне.

Я подняла глаза. Передо мной за столом сидел и вопросительно смотрел на меня тот самый «зверюга». Не могу сказать, чтобы он произвел на меня впечатление: лохматый, и это не стиль, просто он давно не стригся, поскрипывающая косуха блестела заклепками. Маленькие глаза, крупный нос, чуть размазанная линия рта, четкий, решительный подборок.