Светлана Рассказова - Акварели судьбы. В новеллах

– Считай, что это сдвиг по фазе.

– Ты сирота. Тебя никто дома не ждал. Может твой сдвиг по фазе именно из-за этого.

– Наверное. Когда в тридцать седьмом отца и мать забрали, я думала, что умру от одиночества и горя. Потом детдом… Училась хорошо, но подруг и друзей не было. Директриса мне фамилию сменила, чтобы чекисты не приставали. Добрая была женщина, её потом тоже арестовали.

– Именно такая девушка мне и была нужна. Ты была лучшая по физической подготовке и отлично знала немецкий, а ещё… Очень независимая.

– Твоя наука мне пригодилась. Может потому нигде не прокололась.

– В нашей разведшколе учили неплохо.

– Даже очень неплохо.

– Удивительно, но я не видел в тебе авантюристку.

– Ты видел во мне «рабочий материал».

– Служба… Так ты на пароход села?

– Не понадобилось. Какой-то фермер подвёз на своей бричке до небольшого городка. Это был север Германии. Пошла в кино – всё по инструкции, там познакомилась с парнем. Дантист. Бельгиец. Ласковый, добрый, хорошо знающий литературу и понимающий музыку. Раньше мне такие молодые люди не встречались. Через неделю после нашего знакомства предложил руку и сердце. Жить мне было негде, я согласилась. Чуть позже поменяла документы. Через год мы переехали на запад Франции и оказались здесь. Купили дом. Война закончилась. Больше ничего интересного…

– И никуда не уезжала?

– Зачем? Признайся, что о нашей группе моментально забыли. А моё «Дело» спрятали в архив на самую дальнюю полку.

– Забыли, конечно.

– Я навсегда запомнила твои слова, произнесённые якобы в шутку…

– Какие?

– Что мы одноразовые разведчики для одноразового задания.

– Не помню. Неужели я такое говорил?

– Было дело.

– А дети? У тебя есть дети? – перевёл он разговор на личную тему.

– Откуда? После наших тренировок?

– Муж жив?

– Нет. Давно одна. А ты?

– Был женат. Есть дочь и внук.

– Повезло…

Они замолчали. Всего несколько слов о себе – и все тайны раскрыты. Ничего особенного. Обычная жизнь обычных людей.

– Я рада, что встретила тебя, – сказала она.

– Я тоже. Рад, что ты жива.

– Хочешь остаться? Будешь каждый день сидеть в кафе, смотреть на залив и пить своё вино.

– Уже нет. Хочу домой, – он посмотрел на неё и спросил, – а ты хочешь домой?

– Мой дом здесь. Мне хорошо.

– Лукавишь…

– Почему?

– Было бы хорошо, ты бы меня не окликнула. Испугалась бы…

– Чего?

– Потерять покой, потерять, что имеешь.

– Я давно ничего не боюсь.

– Прости!

– Не за что. Мне пора.

Они вместе вернулись к тому самому кафе, а после попрощались и разошлись…

Спал он плохо. До утра в голове вертелась одна и та же мысль: зря обидел немолодую женщину. Каждый волен выбирать свою судьбу сам.

На другой день, гуляя вдоль набережной, Александр постоянно оглядывался по сторонам, желая увидеть старую знакомую ещё раз. Но её нигде не было. «Может мне показалось, и никакой Мадлен не было? Глючит, наверное! Военное прошлое покоя не даёт. Всё из-за одиночества. Взял бы с собой внука – с ним бы не заскучал. Только и думал бы, чем накормить и как развлечь», – ругал он себя.

Вечером, когда в том же кафе пил вино, к нему подошла женщина, которая накануне сидела за одним столиком с Мадлен.

– Вы Александр? – спросила она.

– Да.

– Это вам, – она подала ему конверт.

– Что-то случилось? Где Мадлен?

– Её больше нет…

– Уехала?

– Умерла.

– Я вчера с ней разговаривал!

– Чай. Она выпила чай…

– Отравилась? Зачем?

– Не знаю.

– Какая она была? – спросил он, сожалея, что мало поговорил с Мадлен.

– Хорошая…

– Верю.

– А ещё в ней всегда ощущалась затаённая тоска. Больше не могу говорить, – женщина поднесла к глазам платок.

– Вы хорошо говорите по-русски, – чтобы успокоить, он сделал ей комплимент.

– Мы с Мадлен преподавали в одном колледже. Сейчас много русских приезжает к нам на отдых, захотелось выучить ваш язык.

– Давно её знали?

– Почти всю жизнь. А вы?

– Случайные знакомые, – слукавил он.

– Придёте на похороны?

– Когда?

– В конце недели.

– Нет. Я завтра лечу домой.

– Тогда прощайте.

– Прощайте!

Женщина ушла. Какое-то время Александр сидел совершенно потерянный. Потом вспомнил о конверте. Вскрыл. Увидел чек на несколько тысяч евро и письмо…

«Не вини себя, – писала Мадлен. – Я же могла тогда затаиться и подождать связного в условленном месте. Возможно, он бы меня нашёл. Но я не захотела. Мне надоело бояться! Бояться вас всех. Помню, как конвой НКВД уводил родителей… Они шли, как на заклание – без крика и слёз. В детдоме тоже все всего боялись. Потом учёба в твоей группе – опять кромешный страх. Не дай бог ошибиться! Даже родину любить было страшно. Любить можно было только одного человека, портрет которого висел во всех кабинетах любого учреждения. Я успокоилась, когда мы с мужем переехали во Францию. Будто вериги сбросила, но всегда следила за всем, что происходило на родине. Радовалась вашей перестройке, мечтала вернуться домой. Всегда с удовольствием общалась с соотечественниками. И вот увидела тебя… Прости, что подарила себе долгую жизнь. От чая я впадаю в отчаяние!»

***

Весь полёт Александр продремал. Очнулся перед самым приземлением. И тут же с тоской подумал о Мадлен: «Зачем она это сделала? Зачем? Жила бы себе и жила. Столько сволочей ходит по земле и ничего – здоровенькие! Называется – отдохнул за границей… Всё. Хватит! Больше никуда не поеду. Её деньги мне не нужны. Отдам внуку, пусть учится! А себе заведу собаку и буду с ней гулять».

В Москве пересел на поезд, До дома было ещё двое суток пути…

Проводница, проверив билеты, спросила:

– Вам чай или кофе?

– Кофе, – резко ответил Александр и скривился, будто от зубной боли.

Здравствуй, моё мирное будущее!

Писать не на чем, бумагу выдают редко, потому просто поговорю с тобой. Часто так делаю: то с мамой беседую, рассказывая ей о своём военном житье-бытье, то как бы со школьной подружкой болтаю, то с папой… Правда, папы уже нет. Убили через год, как забрали на эту войну. Вместо него я сюда напросилась.

Моё имя Аня, по-простому Нюра. Так зовут меня солдатики, а иногда называют Нюркой-санитаркой. Пусть! Я не в обиде. Раненые и истекающие кровью, им не до ласковых слов. Они кричат и стонут! Иногда страшно, а иногда еле слышно:

– Нюююрааа, я здесь, я здесь, – прошлый бой звал меня молодой сержантик. – Ногааа, ногааа… Нюрааа!

Вытащила его с поля боя. Увезли. Теперь в медсанбате лечится.

– Нюрочка, Нюра, помоги родная! В башке дырка, глаза кровью залило, не вижу ничего, – тихонько стонал здоровый дядька.

Тоже его вытащила, и он жив остался.