Елена Полещенкова - Однажды в коммуналке. Рассказы

Следующим летом Маняша не приехала. Школа закончилась, надо было поступать в институт. Алексей с Тамарой приезжали часто. Не каждые выходные, как когда Маня жива была, но часто. Иногда привозили кого-нибудь из городских друзей. То, что Тамаре он мешает, дед Петя знал. Услышал как-то, как она жалуется Алексею, что приходится бельё постельное за ним, за дедом Петей, стирать, и переселился в баню. Но и там мешал.

О том, что надо выселяться, деду Пете сказал Алексей. Долго сидел на стуле, нескладно горбился, тёр до красноты переносицу и потом сказал. И с Сергеем, чтобы тот забрал отца к себе, тоже договорился Алексей…

– Деда…

Маняша обхватила деда Петю за руку и, как маленькая, потёрлась о рукав. Они стояли за низенькой голубой оградой перед памятником с круглой фотографией. На фотографии Маня улыбалась одними глазами.

– А я, деда, беременна…

– Беременна, – повторил дед Петя за Маняшей и прищурился так сильно, как только мог, чтобы лучше видеть Манины глаза на фотографии. Они всё так же улыбались.

– А муж?

– Муж есть! – засмеялась Маняша.

– Откуда ж он есть? А свадьба?

– Да какая свадьба! Сейчас и так жить можно.

Дед Петя вспомнил, как он откладывал на сберкнижку деньги Маняше на свадьбу. Сбережения эти потом «сгорели»…

– …Осенью уже рожать. В академический уходить не хочу, год осталось доучиться. Андрей работает. Папа с мамой тоже. Мне, кроме тебя, и попросить некого…

– Про что попросить-то?

– Дед, ты меня совсем не слушаешь! Поможешь с малышкой? С коляской погулять, пока я на занятиях, может, посидеть с ней дома пару часиков…

– С ней?

– Ну да, сказали – девочка будет!

…Дед Петя помахал вслед длинной серой машине, на которой уехала Маняша. Сел на скамейку, отодвинув листок с надписью «Окрашено». А что, можно и на скамейке посидеть, пока время есть. Скоро у него, деда Пети, этого времени не будет. День скоро будет расписан – от и до. С самого утра – на первый автобус. Маняша думала на машине его забирать, но для чего это надо? Пусть поспит подольше. Он, дед Петя, и на автобусе доедет. А там покормить, погулять, супа Маняше да её Андрюше наварить… Зима пролетит быстро, а там за весной и лето придёт. Правнучка подрастёт, можно с ней будет и к Мане съездить. Правнучка… Слышишь, Маня, у нас будет правнучка…

Вчера на Анзере умер монах. Валентине сообщил об этом местный водитель дядя Коля. Дядя Коля был из тех, кто на Соловках родился и жил всю жизнь, никуда не выезжая. Ездил на старенькой, ловко подлатанной газели. И возил только «своих», туристов не брал. Валентина гордилась, что уже третий год попадает под категорию «своих». На Соловки она приезжала с первой навигацией. Брала накопленные за год отпуска и уезжала работать гидом «на острова».

Газелька зашуршала по гравийке, и год, проведённый на материке, как будто стёрся.

– А здесь всё, как прежде, – сказала Валентина, чтобы вслух произнести свою радость и начать разговор с дядей Колей. А дядя Коля, вместо того чтобы важно кивнуть, вдруг сообщил:

– Вчера на Анзере умер монах.

И это сообщение весь день сидело у Валентины в голове. Она заполняла карточку в общежитии и вспоминала глаза монаха – цвета воды Белого моря. Вода может повторять цвет неба. А глаза монаха смогли повторить цвет моря, на котором он жил.

Валентина любила водить экскурсии на Анзер. С единственным на острове монахом она ни разу не общалась. Кивала, когда вела мимо его скита группу туристов. Он кивал в ответ. Но для Валентины Анзер существовал только с ним. С ним и его собакой. Худой, голубоглазой, безымянной, неизменно провожающей туристов на пристань.

Именно от мысли про собаку Валентина проснулась среди ночи. «Её же, наверняка, забрали с острова», – подумала Валентина, но уснуть больше не смогла. Поднялась, надела первое, что попалось в шкафу, – пёстрое платье и белый кардиган толстой вязки – и вышла на улицу. Ночью посёлок Соловецкий застывает. Валентина – дипломированный лингвист – точно знала, что слова «застывшесть» в русском языке нет. Но состояние ночного Соловецкого никаким другим словом описать не получалось. Застывали проверенные временем стены монастыря и наспех сколоченные поселковые бараки. Застывала бухта с гордым названием Царская и корабли у местного причала. До причала Валентина дошла быстро, поднырнула под чугунную цепь, прошла по неожиданно тихому деревянному настилу и остановилась у воды. Вспомнилось дяди-Колино: «На горе умер. Верно, как почуял смерть, так на гору и взобрался, поближе к Самому». Валентина понимала, почему монах отправился на гору. Он карабкался на верхушку не для того, чтобы встретить смерть, а для того, чтобы убежать от неё. Верхняя площадка анзерской горы – единственное место на острове, где берёт спутниковая связь.

Валентина внимательно посмотрела вниз, на тёмную, в цвет чугунной цепи воду. Собственное отражение показалось ей незнакомым. Как будто кто-то там, на глубине, перепутал и выдал по ошибке чужое. Кольцо на среднем пальце левой руки выглядело неправдоподобно огромным. Так выглядит луна в глазах близоруких. «А как умру я?» – подумала Валентина и вдруг услышала всплеск. В полной тишине он прозвучал выстрелом – коротким, глухим, с той остротой угрозы, которая бывает только ночью и только в безлюдном месте. «Это не рыба», – успела подумать Валентина и услышала пронзительный, в такт чьих-то шагов, скрип деревянного настила. Кто-то сзади тронул её за плечо. Валентине показалось, что она оборачивается долго. Очень долго. Так долго, как только может. С надеждой, что за спиной никого нет. Но он был. Мужчина в зелёной куртке. Лицо в темноте разглядеть было сложно. Взгляд останавливался на куртке. Слишком зелёной даже в темноте.

– Добрый вечер, – выговорила Валентина, удивившись, что может говорить, и испугавшись, что сейчас совсем не вечер. Мужчина взял её за руку и повернул так, как будто хотел рассмотреть на свету. Но света нигде не было. И мужская рука была холодной и мокрой. «Надо закричать». Мысли двигались, как ноги во сне, когда надо бежать, а не получается. И кричать тоже не получалось. Мужчина отпустил руку и пошёл прочь. По деревянному настилу, который вдруг замолчал.

***

В ту ночь Валентина так и не уснула. Надеялась поспать днём. Тем более что экскурсий в этот день у неё не было. А поспать нужно было обязательно. Переспать ночной страх. Валентина знала, что после сна всё надуманное из страха уйдёт. И очень надеялась, что надуманным окажется всё. И чужая дрожащая тень, и глухой всплеск, и зелёная куртка, и холодная рука, и скрип настила – отчаянный, как мольба о помощи. Но сон неожиданно отложился. Вера Борисовна, заведующая экскурсионным бюро, позвонила в 09:30 и с интонацией автоответчика сообщила: «У тебя через час Анзер, один турист, заплатил за группу».