Бранко Хмелич - Дым. Рассказы

А о Тёще ещё будет вам рассказано потом. Теперь же…

Гулял Рич поначалу довольно часто, чуть ли не каждый день. Маленькая Хозяйка резвилась с ним, играла в мячик. Иногда и Мать подзывала к себе, чтобы погладить, почесать за ухом. Его ещё пару раз купали тем летом… А дочка тогда даже вспоминала время от времени о «дрессировке». Правда, на ночь Рича неукоснительно запирали в «вольере», что было, по меньшей мере, несправедливо. Потому что летом Джек сидел безотвязно на цепи, но вот с осени, когда огород был уж убран, он начал по ночам гулять – Большой Хозяин отпускал его до самого утра.

Джек бегал, в основном, по дальней части двора, где было попросторнее. Но теперь, получив такое неоспоримое преимущество над своим врагом (каковым он искренне полагал Рича), Джек частенько, по нескольку раз за ночь, подбегал к «вольеру», в котором томился недруг, и грозно рычал на него. Рич не отзывался на это никак, молчал, сидя в будке; но и он теперь тоже сильно невзлюбил Джека.

Так что нет ничего удивительного в том, что однажды они, наконец, сцепились. Драка вышла страшная. А тут ещё, на беду, как раз в это время вся семья смотрела интересный фильм по телевизору; звук был включен громко, и к тому времени, как отец, пользуясь рекламной паузой, вышел во двор покурить, бойцы довели себя уже до прямо-таки ужасающего состояния: оба были в крови, с прокушенными ушами и полосами выдранной с мясом шерсти… Они измотали друг друга до такой степени, что уже и двигались-то с трудом, падая при каждом новом столкновении – но драки не прекращали, вставали, пошатываясь, и вновь сцеплялись насмерть, норовя вцепиться в горло, убить…

(Отец)

«Это был прямо кошмар какой-то… Ведь еле живые оба, перевязывать их даже потом пришлось, лечить, отхаживать… Но расцепить дурачков мне лишь с большим трудом удалось тогда, как сейчас помню…»

Что ж… Пришлось принимать меры. Снова приехал на выходные отцов приятель. Мужчины целых два дня возились: копали ямы, ставили столбы, тянули сетку, прикручивали её. Сделана была и калитка, вполне приличная, прочная… Вот только запор был придуман неудачный: простой крючок, согнутый из электрода, и кольцо для него – из толстой алюминиевой проволоки скрученное. Но так, вобще, всё вышло очень даже неплохо.

Двор разгорожен был отныне пополам (всё той же сеткой-рабицей). По одну сторону – владения Рича; по другую – Джека. Какое-то время всё было хорошо: они гуляли по ночам, изредка подбегая к демаркационной линии и угрожающе рыча друг на друга, утром же Джека сажали на цепь, а Рич отправлялся к себе, в «вольер». Но ненавидели они друг друга по-прежнему, а то и сильнее: Джеку обидно было лишиться чуть ли не половины своей законной территории, Рич же переживал, что входная дверь в дом по ночам от него отрезана, и он не может должным образом приветствовать Хозяев, когда те выходят во двор.

И, в общем-то, с самого начала было ясно, что дело далеко не кончено… Так оно и вышло.

Сделанный небрежно, наспех проволочный запор оказался ненадёжен; теперь уж никак невозможно установить, кто именно и каким образом открыл злосчастную калитку – но факт тот, что однажды Джек с Ричем сцепильсь вновь. Причём во время этой, второй своей драки они оба явно обезумели, терзая друг друга свирепо, явно желая убить противника, либо быть убитым самому.

Мать с дочерью испугались, ничего не могли предпринять, и побежали будить отца, который спал. Тёща же, схватив длинные и тяжёлые грабли, принялась лупить деревянной ручкой куда попало по визжащему, рычащему, крутящемуся по земле клубку, оставлявшему уже за собой кровавые полосы… Тут выскочил отец, отобрал грабли, перехватил их – и железной уже частью нанёс несколько страшных ударов, не разбирая особо, кому именно они достаются. В результате Джек, скуля от боли и рыча одновременно, покинул поле боя: далеко обежав Хозяина, он забился в свою будку. Рич же, весь окровавленный, никуда не уходил, пока ему (палкой же) не было придано некоторое ускорение в сторону вольера ; тогда он медленно, чуть пошатываясь, проследовал туда и тоже улёгся в будке.

Во время этой второй драки Отец, как и вся семья, был поражён не только отвагой Рича, но более – его поведением, когда собак разнимали. Джек, получая удар, огрызался, делал вид, что сейчас бросится… Рич – только оглядывался недоумённо, и снова кидался в бой.

(Отец)

«Вечером на работе случилась неожиданная передышка; народ, разумеется, сразу же в столовую ломанулся, чай-кофе пить. Вот… Ну, и зашла как-то сама собою речь о собаках. Собственно, какая разница, о чём трепаться? Один там про пуделя своего рассказывал, другой – про питбуля; ну, и я решил слово вставить. Мол, и мы не лыком шиты. «У меня – эрдель». Описал, как они тогда с Джеком сцепились – у меня ещё свежо было в памяти; и как пришлось потом двор перегораживать рассказал. А был там один собачник, который и впрямь в этом деле разбирался. «Эрдель?» – говорит. И немного мне об этой породе рассказал: где вывели, для чего, всякое такое… Но мне вот что запомнилось: он говорил, ничего тут удивительного нет, что они вот так сцепились. «Эрдель – порода особая, о ней говорят: голова барана, но сердце льва. То есть он, быть может, и не слишком умён, но боец замечательный – бесстрашный, стойкий. И никогда не сдаётся, до последнего. За хозяина жизнь отдать – в порядке вещей для него. Очень преданный. Но, с другой стороны, тварь нежная, постоянного ухода требует; и на цепи, или даже в вольере не место ему, он бегать должен, с хозяином гулять… Вообще-то – охотиться бы с ним… но уж хотя бы гулять, дать порезвиться. Для твоих», говорит, «условий, собака малоподходящая. Овчарка – и то бы лучше. А вообще – дворняга крупная, вот это лучше всего».

Так Рич вдруг оправдал своё имя, которое, если помните, подобрали ему когда-то с трудом, в спорах. Он показал, что заслуживает зваться Ричардом.

Ричард Львиное Сердце.

* * *

Прошёл год; близилась вторая зима, которую суждено ему было провести почти безвылазно в «вольере». После той, второй драки Рича практически перестали выпускать надолго во двор; правда, Джека теперь тоже совсем не спускали с цепи, но это было, признаться, довольно слабым утешением…

Маленькая Хозяйка не то, чтобы совсем перестала его выгуливать, но случалось это теперь всё реже и совсем не регулярно, как прежде. Так что почти всё время приходилось сидеть в проклятом «вольере». Правда, Ричу ежедневно позволялось теперь немного, минут от силы десять, побегать на свободе – благодаря Тёще. Но была такая поблажка вызвана отнюдь не хорошим её отношением или даже жалостью. Просто, сидя безвылазно в своём закутке, Рич очень скоро совершенно загадил его. Моча уже не впитывалась в землю, а кучи теперь были даже на крыше будки: ну просто негде больше было уже пристроиться… Вот и приходилось его выпускать, чтоб он сделал свои дела где-нибудь во дворе. Рич был пёс сообразительный: выскочив из «вольера», он не бегал по двору бессмысленно, не резвился – а сразу же кидался куда-нибудь в укромное место, зная, что времени у него мало. Он не обращал даже никакого внимания на исходившего в таких случаях хриплым лаем Джека.