Ольга Шумкова - Домой

От одиночества хотелось плакать, но не являться же домой с заплаканными глазами.

Кое-как собравшись с силами, Володя пошел домой. У мамы была приятельница, Элька тоже крутилась в гостиной. Володя поздоровался и, отговорившись завтрашним диктантом, ушел к себе.

Он сел на окно и стал смотреть на улицу, на редких прохожих. А вот и Арсений Васильевич – переходит дорогу, наверное, идет от трамвая. Сейчас Нина скажет ему про собачку. Что он подумает?

Володя спрыгнул с подоконника. Его всего окатило холодным потом – как он мог так уйти, надо было хотя бы попросить прощения! Ну да, лавочник его не простит, и Нина тоже, но извиниться все-таки надо. Извиниться и уйти.

Да никто и не будет его удерживать!

Сейчас Нина рассказывает отцу о собачке и о том, что Володя просто убежал.

Надо пойти и попросить прощения. Но как? Сейчас никто из дома уже не выпустит – поздно. Можно объяснить все родителям, но… что-то не хочется, и так они всегда ругают его за неловкость.

А что, если выбраться тайком? Через черный ход, через кухню.

У мамы все еще приятельница, Анюта спит, отец работает в кабинете, Дуняша у себя. На кухне никого.

Володя взял свое пальто, по коридору пробрался на кухню, открыл дверь и побежал вниз. Через двор вышел на улицу, подергал дверь лавки – заперто, конечно. Придется звонить в квартиру.

Он поднялся по ступенькам, позвонил. Арсений Васильевич открыл дверь и удивился:

– Володенька! Ты что так поздно, случилось что?

– Нет…

– Нина уже спать легла, но ты проходи. Ты что убежал сегодня? Нина говорит, осколками порезался, может? Так она бы перевязала, зачем домой-то сразу?

Володя поднял голову. Лавочник что, смеется над ним?

– Я не порезался.

– Нет? А что тогда?

Володя набрал воздуху:

– Арсений Васильевич, я собачку разбил! Я прощения пришел попросить, я знаю, что эта собачка подарок, и что вы не простите…. Но я все равно пришел…

Арсений Васильевич недоуменно перебил его:

– Подожди, я за тобой не поспеваю… ты что, из-за собачки убежал?

Володя опустил голову:

– Я виноват.

– Да что сделалось-то? Безделушка разбилась?

– Это не безделушка, это же вам Нинина мама подарила!

– И что?

– Так… ведь собачка… подарок… первый. Вы сами рассказывали! И вы гладили ее…

Володя сбился и замолчал.

– Нет, ты мне сложный все-таки, – вздохнул Арсений Васильевич, – ну что сделалось, скажи ты на милость? Собачка фарфоровая разбилась? Ну так она бы позже разбилась, на то это и фарфор…

– Это Нининой мамы подарок!

– Ох, Володя… – вздохнул Арсений Васильевич, – как тебе объяснить-то? Да никак, не сумею я, а ты маленький – понять… У меня Нина. И память. Вот это… А собачка… она… просто собачка. А тебя как из дома-то выпустили так поздно?

– Я сам убежал. Через черный ход.

– Ах ты господи…

Арсений Васильевич поспешно оделся:

– Пойдем – провожу тебя.

– Вы правда не сердитесь за собачку?

– Да господь с тобой, Володя. Я сержусь, что ты так поздно один по улицам бегаешь. И ладно я сержусь, а вот если дома заметили, то папа твой не так сердиться будет…

Володя об этом почти не думал. Пусть дома будет что угодно – главное, решилась эта дурацкая история с собакой.

На счастье, черный ход был открыт, и Володя скользнул на кухню. Из своей комнатки выглянула Дуняша:

– Володенька, ты? А ты что в пальто?

Володя бросился к ней:

– Дунечка, вы ничего не говорите… так надо было. Хорошо?

– Ладно, ладно…

– Ты что тут делаешь? Почему ты в пальто?

Володя похолодел. В дверях стояла мама, за ней отец.

– Это я, Софья Моисеевна, его попросила пальто накинуть! – заговорила Дуняша, – пуговица сегодня оторвалась, я пришила, а потом и покажись мне, что широко они – он же худенький у нас такой… Думала переставить, а Володенька попить на кухню вышел, вот и накинул.

Мама покачала головой:

– Ночь на дворе, а вы с пуговицами. Иди спать, Володя. Пальто не забудь повесить.

– Спасибо за пуговицу, Дуня, – сказал Володя, уходя.

В своей комнате Володя сел на кровать и выдохнул. Кажется, обошлось.

Дверь приоткрылась. Отец остановился на пороге:

– Не спишь?

– Нет еще.

Отец подошел и сел с ним рядом:

– На пальто пуговицы широко, значит?

Володя вздохнул:

– Папа, я ходил к Арсению Васильевичу. Такое случилось…

И он рассказал всю историю.

Отец кивнул:

– Молодец, что пошел и извинился… Но какой ты неловкий, Володя, даже в гостях умудрился хорошую вещь разбить!

Володя засмеялся:

– Помнишь, как дедушка меня называл?

– Помню… Только, Володя, такое слово вслух произносить не смей!

– Нет, конечно… А ты тоже в детстве был неловкий?

– Не такой, как ты, конечно, но был. Чашки разбивал… тарелки. Как-то старинную вазу разбил – за конфетой полез и уронил.

– Что дедушка сказал?

– Да вот то и сказал… что про тебя говорил.

Володя расхохотался, зажимая руками рот.

– Тихо ты! Сейчас мама придет, попадет и тебе и мне.

– Расскажи, как ты был маленьким?

– Так и был… Сначала дом другой был, потом тот, в котором сейчас бабушка и дедушка. Учился много… Тогда нелегко было, Володя, из маленького города, да и… Ну да это я тебе потом все расскажу. И сейчас нелегко, ты старайся, учись, тем более ты умница такой у нас.

– А как ты играл в детстве?

– Ну как играл? Так и играл, как все, и по улицам бегал, и дома. Все, сынок, тебе спать пора.

– Папа, посиди еще немного!

– Ну давай. Ты ложись, я тебя укрою и посижу.

В полудреме Володя чувствовал, как папа гладит его по голове. Как хорошо было так засыпать, и какой хороший все-таки сегодня день, несмотря на разбитую собачку. Володя поднял голову:

– Папа, паровоз будем клеить в этом году? У Нины тот порвался.

– Будем, будем. Спи ты уже.

***

Володя постучал, никто не ответил. Он пожал плечами и толкнул дверь. Нина стояла посреди комнаты, Арсений Васильевич сидел в кресле. Вид у него был смущенный.

– Еще раз? – спросила Нина.

– Ну давай, – обреченно вздохнул отец.

Володя замялся на пороге.

– О, Володя пришел! – обрадовался Арсений Васильевич, – Ниночка, мне бы это… уйти, короче. Ты Володе покажи, а я еще вечером…

– Помучаюсь, – закончила за него Нина, – папа, делать-то что?

– Вот с Володей поговори? – предложил отец, – а я правда пойду уж.

И он поспешно вышел из комнаты.

– Что делать будем? – спросил Володя.

– Ох, что делать… сейчас расскажу.

Нина села к столу, Володя устроился напротив.

– Ну слушай, – начала она, – у нас в гимназии собрались устроить представление – благотворительное. Там про рождество, елку, сиротку – ну, интересно. Стали роли раздавать. Я хотела сиротку играть или уж там фею – но и сиротка, и фея поют. А я в смысле пения… Сижу, молчу. И что вышло? Мне дали играть – злую мачеху!