Ольга Шумкова - Домой

Володя рывком открыл сумку, вытащил тетрадку:

– На! Переписывай.

– Спасибо! – обрадовалась Нина.

В классе она сразу же бросилась к Додику:

– Я поговорила с папой, он не против, чтобы я пошла к гости, и очень ждет тебя в воскресенье!

Додик, невысокий, щупленький, в очках, смущенно улыбнулся:

– Спасибо. Моя мама тоже очень хочет с тобой познакомиться.

Нину уже окружили девочки:

– Ты что, пойдешь к нему в гости? – пристали они.

– У вас роман?

Нина удивленно подняла брови:

– Вы несете чушь, девочки. Стыдно!

Володя наблюдал на ней со своей парты.

С первых же дней в новой школе Нина обросла друзьями, подругами, к ней тянулись, старались сесть с ней за одну парту, домой она шла, вечно окруженная подругами. Володя обычно возвращался с мальчишками или один, когда хотелось о чем-то подумать.

Но если что-то случалось, если было тревожно или страшно, или наоборот – хорошо и весело, Нина бросала подруг и бежала за ним:

– Володя, погоди, я с тобой пойду.

И шла рядом, слушала, утешала или безудержно хохотала.

Прошла нянечка с колокольчиком, Нина бросилась к парте, села, достала тетрадки:

– Переписать не успела!

Володя улыбнулся.

Тетрадки были только у них – Арсений Васильевич где-то достал четыре штуки. Володя их берег – задачи решал на обрывках бумаги, а в тетрадки переписывал только решения, и то как можно мельче. Нина, посмотрев на него, тоже стала держать тетради только для чистовиков – списывала у Володи.

Чернил не было, писали обломками карандашей.

В класс вошел заведующий школой, за ним пожилая женщина.

– Ребята, это ваша новая учительница по алгебре, – представил заведующий и ушел.

– Здравствуйте, – помолчав, сказала женщина, – меня зовут Анна Ивановна.

Она сжала руками кружевной платочек, потискала его, взяла классный журнал:

– Будем учиться. Вам задавали…

Володя открыл учебник, стал решать задачу. Остальные занимались кто чем хотел – рисовали, что-то читали, болтали. Нина вытащила какую-то книжку.

– Вы решили, господа?

Володя удивленно поднял голову. Так к ученикам никто не обращался.

– Мы вам не господа, – с угрозой в голове произнес Мишка.

– Простите, – скептически ухмыльнулась учительница, – я оговорилась.

Никакой дисциплины в школе больше не было. Поначалу это даже нравилось, за гимназические годы Володя устал бояться учителей, замечаний, записей в дневник. Теперь дневники были отменены, замечаний никто не писал, а если и писали, то до родителей эти замечания не доходили. Альберг как-то поинтересовался, каким же образом теперь сотрудничают школа и родители? Был какой-то комитет из родителей, но только на бумаге. Поначалу отец пытался проверять у Володи уроки, потом махнул рукой – программа все время менялась, занятия то были, то нет.

В середине зимы двадцатого года в школе ввели учком, ученический комитет. Предполагалось, что ученики теперь сами будут следить за успеваемостью себя и других, и поначалу так оно и было – рисовали какие-то графики, смешные плакаты, где продергивали отстающих. Володя рисовал лучше всех в классе, поэтому его привлекли для изготовления. С этим рисованием в классе вышла ссора.

Как-то Нина совсем бросила учиться – достала где-то приключенческие книжки, на уроках и дома занималась исключительно чтением. Учком решил ее продернуть, нарисовать стенгазету поручили Володе. Когда он узнал, кого надо рисовать, то наотрез отказался. Глава учкома – Мишка – тут же созвал общее собрание класса:

– Товарищи! У нас учком. Мы боремся за успеваемость, но есть те, кто саботирует. Мы боремся с ними, но, как оказалось, среди нас процветает кумовство!

– Да ты о чем? – удивилась Тамара, красивая девочка, дочка концертмейстера из Консерватории.

– Я говорю про Альберга. Он рисует лучше всех, учком поручает ему оформлять стенгазету, он никогда не отказывался. Сейчас необходимо продернуть Смирнову. И что же? Он отказался!

– Почему, Альберг?

Володя покачал головой:

– Потому что. Ничего объяснять не буду.

– Он в нее влюблен!

– До любви ли сейчас, товарищи?

– А что же?

– Сначала мировая революция!

Володя огляделся.

На собраниях было особенно видно, как разделился класс. Одни всей душой были за революцию, борьбу, новый мир, они кричали громче всех, чаще всего глупости, что-то отстаивали, за что-то сражались. Другие смотрели на происходящее со страхом или презрением, на собраниях отмалчивались.

– Ты будешь рисовать плакат, Альберг? – чеканя каждое слово, спросил Мишка.

– Да перестаньте, – вмешалась Нина, – конечно, не будет.

– И почему же он не будет? – спросил Мишка.

– Она ему запретила! – крикнула Надя, девочка из рабочей семьи.

Нина пожала плечами:

– Я Володе запретить ничего не могу. Не будет – потому что не будет. Что мы тут разбираем? Надо на меня что-то нарисовать? Так рисуйте и по домам пойдем. Попозировать?

– Тебе плевать на мнение учкома? – с угрозой произнес Мишка.

– Плевать, – легко согласилась Нина, – ну что? Если не рисовать, так я пошла.

И она вышла из зала. Володя пошел за ней.

По дороге домой Нина весело рассказывала про книжку. Володя слушал, а потом разозлился:

– Книжка – это хорошо. А ты учиться-то думаешь? Все брошено, ничего не делаешь!

– А ты на меня стенгазету нарисуй, – обиделась Нина.

– И нарисую! Вот домой придем…

– О, давай! – обрадовалась она.

Дома Нина скорее достала бумагу и карандаши:

– Ну давай скорее!

Володя вздохнул и сел рисовать.

Через полчаса хохочущая Нина клеила на стенку газету. На листке бумаге была изображена девочка с косичками, с книгой в руках. Рядом стояла еще стопка книг, а вокруг девочки с книгами толпился учком. Лучше всего получился Мишка.

Вернувшийся Арсений Васильевич тоже посмеялся, потом стал серьезным:

– И все-таки, Ниночка, надо бы учиться-то.

– Хорошо, папа, – покорно сказала Нина, – Володя, что задано там? Объясни мне.

На следующий день она легко ответила по русскому, потом по географии, по истории. Учком возмущался:

– Да она издевается над нами!

Но через некоторое время запал заниматься самоконтролем прошел. Стало не до того, слишком трудное было время – голодное, ненадежное. Шла гражданская война, белые рвались к Петрограду, по-прежнему по ночам ходила ЧК, на улицах работали люди с благородными лицами – буржуи.

За учебу бороться перестали – теперь боролись за самоуправление, принимали участие в сомнительных развлечениях.

В школе организовали детскую коммунистическую ячейку. Туда вступила половина класса. Володя заикнулся было об этом дома, но отец пришел в такую ярость, что Володя тут же одумался. Нина поначалу загорелась, потом из солидарности с Володей вступать не стала.